* * *
…божишься бросить, начинаешь заново,
и ничего не понимаешь сам,
читаешь наизусть стихи Губанова
бальзаковского возраста мадам,
буравишь потолки, глотаешь мультики,
занюхиваешь водку рукавом ,
и на бумагу льёшь потоки мутные
такого, чего нет ни у кого,
не можешь объяснить, молчишь безудержно,
и вдавливаешь девочек в матрас,
да извергаешь помощней Везувия
с утра проклятья миру, матерясь,
зависнув меж людями и поэтами,
не можешь ни подняться, ни упасть,
и точно знаешь, что хотел не этого,
но властвуешь и не меняешь масть…
(Антология современной уральской поэзии. 2004-2011. http://www.marginaly.ru/html/Antolog_3/avtory/038_komarov.html )
* * *
Смотрели, и не моргали,
и видели свет и боль,
так режут по амальгаме
своё отраженье вдоль,
и делают поперечный
контрольный святой разрез,
и волчьей, и птичьей речью
напичкан кирпичный лес.
Да кто я, стихи диктуя
себе самому впотьмах?
Так первого поцелуя
боится последний страх.
Так плавится мозг наш костный,
на крик раздирая рот,
так правится високосный,
вконец окосевший год.
Так ночью безлунно-сиплой,
когда не видать стиха,
бесшумно на землю сыплет
небесная требуха.
По скользкому патефону
скребётся игла зимы.
И в зеркале потихоньку
опять проступаем мы.
(Антология современной уральской поэзии. 2004-2011. http://www.marginaly.ru/html/Antolog_3/avtory/038_komarov.html )
* * *
Безветрие. Подайте бури мне,
ведь скоро мне не надо будет бури.
Мы с зеркалом играем в буриме,
оно со смертью жизнь мою рифмует.
Придуманные пляски на ноже
кончаются нелепей с каждой строчкой,
из знаков препинания уже
я всё дружней не с запятой, а с точкой.
Не те слова, мелодия не та,
что мне играла в беззаботном детстве.
В мои, кажись бы, скромные лета
почил уж Веневитинов чудесный.
Ещё чуток – и Лермонтова я
переживу, живучая скотина.
Мне скажут, что я жизнью провонял,
что стих мой – обезвреженная мина.
А далее Есенин там попрёт,
а дальше – Пушкин, Байрон, Маяковский,
и, не дай бог, вперёд меня помрёт
какой-то нежный верлибрист московский.
Но бог не даст. Он сдачи не даёт,
а стихотворство – вовсе не от бога.
Зажился я… На лестничный пролёт
пойду курну – убью себя немного.
(Антология современной уральской поэзии. 2004-2011. http://www.marginaly.ru/html/Antolog_3/avtory/038_komarov.html )
* * *
Наплевать, что слова наплывают
друг на друга в усталом мозгу.
Обо мне ничего не узнают,
если я рассказать не смогу.
Но не в этом ирония злая
задыхания строк на бегу.
О тебе ничего не узнают,
если я рассказать не смогу.
Снова рифмы морскими узлами
я бессонные строфы вяжу.
Ни о чём ничего не узнают,
если я обо всём не скажу.
(Антология современной уральской поэзии. 2004-2011. http://www.marginaly.ru/html/Antolog_3/avtory/038_komarov.html )
***
Катись, катись, колечко,
по мякоти колец
и всё, что бесконечно,
закончи наконец,
чтоб я предстал – уравнен –
как О среди нулей –
лети, лети, журавлик,
сквозь стаю журавлей.
Довольно вшей корябать
у речи в парике.
Плыви, плыви, кораблик,
по твёрдой по реке.
И, встретившись с латунью
заплаканных лакун,
сквозь тишину блатную
кричи, кричи, крикун!
И через предфинальный
слепой фанерный мрак –
свети, свети, фонарик!
Молчи, молчи, дурак!
Скули немой скалою
под сухонький смешок.
Боли, боли, былое.
Стихай, стихай, стишок…
http://literratura.org/poetry/341-konstantin-komarov-solenoe-solnce.html
Программа «Диалоги» на ТВ Нижнего Тагила
«Занятия поэзией обрекают на череду неудач и социальных трагедий, потому что выигрывая как поэт, ты проигрываешь как человек».
https://www.youtube.com/watch?v=K8tST80kf-Y&feature=youtu.be
***
Беспечная, усталая,
поскольку так приперло,
скрипит строка суставами
и продирает горло,
и голоса увечные,
ужасные, драконьи,
грозят пугливой вечности
языческим дрекольем,
растет из кучи мусора,
из перегноя дней
божественная музыка
танцующих теней,
Юродствует, и корчится,
и просится в слова,
и никогда не кончится,
пока душа жива.
(«Урал» № 2-2011 http://magazines.russ.ru/ural/2011/2/ko6.html )
***
Спокойна мятая кровать,
Гнездится ночь в оконной раме,
И так противно рифмовать,
Как свастику чертить на храме.
Страшна развилка, но проста,
Полупустые строчки множишь,
Себя не можешь распластать,
Но не пластать уже не можешь.
Поэзия — сизифов труд,
Великий подвиг идиота,
Зато ты сам свой высший суд.
И боль своя. И кровь. И рвота.
(«Урал» № 2-2011 http://magazines.russ.ru/ural/2011/2/ko6.html )
***
Мне нечего сказать. Я знаю о немногом:
как вырастает речь на выдохе глухом,
когда ты обречен договориться с богом
и тянешься к нему шершавым языком,
как дождь поет в виске, как вызревает слово,
срываясь и летя в молчание и крик:
ему уже плевать, оно уже готово
упасть собой плашмя на всполошенный миг.
И падает оно. И в воздухе сквозная
такая пустота, что нёбу горячо.
Такие вот дела… Ну а еще я знаю,
как ночью ты сопишь, уткнувшись мне в плечо,
и мокрых губ твоих беспечные касанья
я выучил давно, как русский алфавит.
Я знаю, чем “прощай” не ровня “до свиданью”,
я знаю, наконец, как боль сама болит.
Но это не сказать: все в подневольной тайне
гортани, вспухшей от невыплаканных слез.
Один. А в остальном мне этого хватает,
чтоб выжить как-нибудь. И умереть всерьез.
(«Урал» № 2-2011 http://magazines.russ.ru/ural/2011/2/ko6.html )
***
Закрыв опять тетрадь на карантин,
чтоб бешенством стихи не заразились,
я будто бы в себе укоротил
ту пустоту, что мнится за Россией.
А над Россией мнится типа бог:
озлобленный стареющий невротик,
я только здесь учуять это смог,
где Азия целуется с Европой,
где камень так простуженно сипит
под бурами, ломами и кирками,
Урал кивает дальше на Сибирь
огромными и грубыми кивками,
и временами, до зарезу, блин,
в густом патриотическом накале
охота долго целовать рубли
и Бельгию идти топить в Байкале.
И можно рвать до одури баян,
раз степень оглушенья нулевая…
Открыл тетрадь — стихи переболят:
здесь все обычно переболевает.
(«Урал» №4-2012 http://magazines.russ.ru/ural/2012/4/kk4.html)
Продолжение на следующей странице