23 — 29 августа 2018 — Неделя поэта Константина Кравцова.
Каждый четверг будет посвящен одному из поэтов сюжет-проекта «»Русская поэтическая речь- 2016». 115 поэтов — 115 четвергов. С четверга по четверг будет проходить Неделя поэта. Последовательность Недель — по мере поступления отзывов.
Все это — в рамках нового проекта «Русская поэтическая речь: опыт прочтения».
Проект «Опыт прочтения» – это подробное представление каждого из участников сюжет-проекта «Русская поэтическая речь-2016».
Все о проекте: http://mv74.ru/rpr/
Константин Кравцов в проекте «Русская поэтическая речь: http://mv74.ru/rpr/glava-21.html/.
Первый отзыв на главу № 21 здесь: http://mv74.ru/rpr/glava-21.html/
Константин Кравцов на «Новой карте русской литературы»: http://www.litkarta.ru/russia/yaroslavl/persons/kravtsov-k/
Константин Кравцов читает стихи:
Александр Правиков
Интервью с Константином Кравцовым
“Находить поэзию…” О стихах К.Кравцова http://magazines.russ.ru/interpoezia/2007/3/pr15.html
…Дщерь скорбей в неофитской семье,
Всем недугам причастная нашим,
В заграничном дареном тряпье
Поглядим на закат непогасший.
И, “Анчар” лопоча, собирай
Листья желтые с кромки фонтана.
Это наша дороженька в рай,
просто русский наш путь без обмана….
(Дочери Машеньке)
Константин Кравцов на «Вавилоне» http://www.vavilon.ru/texts/kravtsov0.html
Кто может сказать о стихах Константина Кравцова лучше его институтского друга? Читаем рецензию Армена Асрияна: https://asriyan.livejournal.com/106932.html
Рецензия на книгу Константина Кравцова, «На север от скифов» представлена на «Книжной полке Эмиля Сокольского» http://reading-hall.ru/publication.php?id=14105
В строках Константина Кравцова, уроженца Салехарда, поэта и священника, ощущается пространство — север без конца и края, его завораживающее космическое безмолвие; здесь не говорят громко; здесь неуместна как горячность, торопливость, так и дисциплинированная краткость монолога: былинная речь плывет по воздуху, растекается по тундре, развеивается по океану… Но эти стихи, конечно, не былины, они — диковинные, со щедрой примесью босховского сюрреализма, полотна, где здешнее и потустороннее связаны друг с другом, перетекают друг в друга до абсолютного стирания границ. Словам и мыслям у Кравцова просторно, просторно звукам, краскам, видениям, — все бежит «в страну святых чудес», как говорится в стихотворении, открывающем сборник. И действительно, книга Кравцова — приглашение в рай, «в заросли дикорастущего света, / Который есть тьма, но и свет, только режет глаза с непривычки», — да, это и о кравцовском языке, в который нужно «войти», к которому нужно привыкнуть — и тогда читателя не смутят объемы разворачиваемых поэтом картин, напротив — будешь удивленно и восторженно вглядываться в каждую деталь, вслушиваться в переклички звуков и удивляться неожиданной родственности слов:
Водянистый светильник морошки, сухие извилины мха,
И не светится ли сам собой этот ворс?
Костяника, брусника, стоит под водой пучеглазая рыба,
Стоит, шевеля бледно-розовыми плавниками, тальник ледяной.
Нет у поэта и границ между временами: библейские существуют на равных с настоящим; многие стихи проникнуты культурными ассоциациями, иногда находит себе место и ирония («Русалки воскликнули “вау!”, / Взмывая на взмыленном гребне»). Длинноты в стихах оправдывает Красота, разлитая по всей книге. Она — для уединенного, терпеливого, бесстрашного чтения. Кравцов вовсе не потому пишет длинно, что иначе не умеет, — еще как умеет! Пример — прекрасное стихотворение «Ямал»:
И называлась та земля Ямал,
Но говорить я власти не имел
И имени ее не называл.
Оленьих улиц плыл дощатый мел,
Котельных дым зелено-голубой
Над нашим изголовьем коченел.
Идя ко дну, чем жили мы с тобой?
Да, говорить я власти не имел.
Но Зодиак до дна промерзших вод,
Звериный круг, загробные поля…
Лучи водили белый хоровод,
И не имела голоса земля.
Голос Кравцова — узнаваем, он настоящий поэт.
Читаем стихи Константина Кравцова.
МУЗЕЙ КРАЕВЕДЕНЬЯ
Мост без бортов, городишко внизу, церковь, взорванная давно.
– А вон громоотвод, видишь? Знаешь, что такое громоотвод?
Это проволока, чтобы молния уходила в землю.
Развалившийся надвое клен, блестящий изнанками листьев,
Мокрая зелень, песок, гаражи.
– А что здесь раньше-то было?
– Раньше-то? Музей раньше был. Краеведческий.
О истории нашего края. Музей краеведенья.
Очень хороший музей, между прочим, да, Нина?
А до этого церковь была.
Чучела оленей и птиц, стеклянный, но взгляд,
Хоровод безголовых туловищ в сарафанах
Под пунцовыми облаками и розовощекими ангелами,
Оползающий снег, перья подернутых копотью крыльев,
Выцветшие струйки бегут из под шляпок гвоздей,
Вбитых в ступни, сухие бессмертники всюду,
Видимость близится к нулевой,
Похмельные головы призывников, согнанных на траурный митинг,
Густо белы, нет, серы и вот-вот растворятся в сумерках,
Все куда-то летит, проваливается вместе с землей,
Ставшей пухом генсеку, пухом Венериной колесницы,
Тоже разбитой, взгляни: вот обломки колес,
Кузовка под стеклом. Что он там говорит, подполковник,
Что он несет там с помоста? Величайший из полководцев,
Приидите, соберитеся вси, иже благочестно в житии пожившии,
И восплачите о душе, отчужденней славы Божия
И работавшей студным демоном со всяким тщанием.
– Они нашли мертвого лебедя возле пруда и тот мальчик –
Она говорит, ему было лет десять, откуда ей знать,
А ведь точно: прошло десять лет, короче, тот мальчик,
Назвавшийся ее братом, он ей говорит: ты не плач,
Лебедь не мертвый, он оживет. Представляешь?
Холм с кумачовой фанерной тумбой, дождь, ручьи,
Сорванные ветром венки, жалкие, грязные вьюнки из салфеток,
Сугробы полярной весны: свет и холод, холод и свет,
Разведенные на молоке краски, яблоко, падающее в восемь утра
В ладонь спящей в саду, в гамаке, невестки умершего,
Да, подтверждает голос, да, ты опять залетела.
Эту девочку ты сохранишь.
– И очень, матушка, важно, записки подавать почаще.
Одна раба Божия рассказывала: умер у нее зять. И вот
Снится ей, будто лежит он как бы в чулане каком,
Не то в погребе – темень, самого чуть видно, тело в язвах,
Места живого нет, черный весь как головешка.
Она давай молиться, записки подавать, и что вы думаете’?
Снится он ей опять через год, половина язв уж сошла,
Кожа розовая. Все записки…
Идолы самоедов и круглые, как луна,
Как дневная луна весной, белой ночью,
Лагерные противоморозные маски,
Ржавый фонарь «летучая мышь», кукла,
Найденная неподалеку от сваленных в кучу
Детских крестов и гробов, выбеленных мерзлотой,
Кажется, там работали военнопленные, немцы, иначе
С чего бы кресты? Да и фото для «Шпигеля».
– Мне вот мост всю дорогу снится,
В детстве часто ходил по нему, одноклассник
Вовка Овечкин, жил на той стороне,
На улице Фарфористов – мост высоченный,
Борта повыбиты, лед уже лет десять не убирали,
Скалывать некому, скользко и ветер,
Составы внизу, темнотища, сугробы на крышах –
Похоже на рвы, снегом засыпанные.
Ненецкое кладбище, тряпицы на ветках полярной ивы
И черные, красные, выгоревшие за три года
Ленточки в сквере за Белым домом.
– А знаешь, что такое мост? Мост, который тебе снится?
Иисус говорит: мир сей мост. Проходи по нему
И не строй себе дома. Арабская надпись,
Оставленная на обломках моста.
У Мережковского прочитала. Город, пишет,
Построил какой-то монгольский завоеватель и тоже
Одни развалины остались от города.
Музей краеведения – очень хороший музей.
Он закрылся давно. Музы окраин,
Музы в застиранных сарафанах,
Безголовые музы покинули мир,
Разбрелись по лесам чучела оленей, лисиц, кабанов,
Гуси-лебеди растворились в фольклорном небе,
И только глаза этих чучел, глаза мерзлоты,
Глаза старика из Олинфа – раба, приколоченного ко кресту,
Дабы Паррасий Эфеский убедительно изобразил
Муки страдающего Прометея:
– Паррасий, я умираю!
– Вот-вот! Оставайся таким!
