С.Т. Золян

Проект «Русская поэтическая речь. Антология анонимных текстов» является экспериментом, результаты которого создают возможность теоретического осмысления соотнесенности между текстом, его лингвистическими, семиотическими и стилистическими характеристиками, с одной стороны, и фактором автора — с другой. Проблемы, которые высвечивает данный проект, в той или иной форме были поставлены еще в 1920-х годах и нашли отражение в дискуссии 1980-х. Рассматриваются различные точки зрения (В. Виноградов, Г. Винокур, Ю. Тынянов, М. Бахтин), каждая из которых освещает различные аспекты указанной соотнесенности. В лингвистическом отношении особый интерес представляет предложенное В.П. Григорьевым рассмотрение фактора автора как проблемы опознаваемости и описания поэтического идиостиля и идиолекта. текст, идиолект, идиостиль, автор, «Русская поэтическая речь. Антология анонимных текстов».

Zolyan, Suren Was There an Author?.. — “An Anthology of Anonymous Texts” and the Issue of Authorship in Modern Poetics The project ―Russian Poetic Speech. An Anthology of Anonymous Texts‖ is an experiment, which provides an opportunity to comprehend the possible correlation between a text and its linguistic, semiotic and stylistic characteristics, on the one hand, and the author, on the other. This project highlights the debatable issues that were formulated in various ways as far back as the 1920s and were reflected in the discussion of the 1980s. Different points of view are considered (those of V. Vinogradov, G. Vinokur, Yu. Tynyanov, M. Bakhtin), with each of them highlighting various aspects of this correlation. From the linguistic point of view, V.P. Grigoryev`s approach, which considers the factor of the author as a problem of identifying and describing one’s poetic idiostyle and idiolect, seems to be the most applicable. text, idiolect, idiostyle, author, ―Russian Poetic Speech. An Anthology of Anonymous Texts.

В 2016–2017 годах группа поэтов (В.О. Кальпиди, М.В. Волкова, Д.В. Кузьмин) осуществила интересный проект — «Русская поэтическая речь. Антология анонимных текстов» 1. В пер-вом томе были представлены ранее не публиковавшиеся подборки 115 современных поэтов Рос-сии и зарубежья, пишущих на русском языке, без указания авторства текстов. Поэтам предлагалось предоставить для проекта нигде не опубликованные (в том числе и в соцсетях) стихотворения объемом в 180–200 строк (объем, способный создать поэтический контекст), отвечающие нынешней практике автора (или специально написанные стихотворения в естественной для поэта мане-ре), любой тематики и формы воплощения. Подборки стихотворений были анонимно (под случайным номером) опубликованы в книге. При желании поэты уже после публикации тома могли раскрыть свое авторство. Читателям предлагалось нечто вроде викторины — «Угадай автора». Вышедший годом позже 2-й том «Русская поэтическая речь — 2016. Аналитика: тестирование вслепую» — это сборник критических и аналитических статей, в котором были опуб-ликованы материалы 60 авторов, посвященные анализу как самого эксперимента, так и его результатов. Материалы сборника представляют собой аналитическую, критическую и статистическую рефлексию на стихи, опубликованные в «Антологии анонимных текстов». Кроме того интереса, который представляет этот проект для читателей, он весьма ценен для исследователей поэтического языка, поскольку его результаты, помимо собственно поэтической составляющей, дают возможность теоретического осмысления соотнесенности между текстом, его лингвистическими, семиотическими и стилистическими характеристиками, с одной стороны, и фактором автора — с другой. Инициатива опубликовать стихотворения без указания автора — неожиданная реализация давно идущей в теоретической поэтике дискуссии на тему: а что есть автор, и существует ли он, а если и существует, то в каком воплощении? Предложенная антология — манифестация проблемы соотнесенности между автором и текстом. Точнее, проблемы текста — что есть текст, что есть поэтическая речь, и предполагает ли поэтическая речь автора. Или же автор — не создатель, а ее атрибут? Наметим некоторые координаты — концепции, которые позволят соотнести «Антологию» с актуальным для нее теоретическим контекстом. * * * Роль фактора автора в семантизации художественного текста являлась темой дискуссии еще в 1920-е годы. Можно выделить три основных подхода к проблеме авторского «я» — В.В. Виноградова, Г.О. Винокура и Ю.Н. Тынянова, которыми были предложены понятия «образ автора», «языковая личность» и «лирический герой». В настоящее время становится яснее, чем обусловлено различие между этими концепциями. Наиболее прагматическим, то есть ориентиро-ванным на то, что впоследствии было названо теорией речевых актов, был подход Г.О. Винокура 2.

Текст рассматривается им как поступок и (речевое) поведение создавшего его лица, а «биография языковой личности» становится фактом истории культуры и языка; «…поэма есть не столько специфическое явление культуры, сколько авторский поступок, форма его поведения… Слово не только выражение некоторого смыслового содержания, но также некоторый социально-психологический акт того, кто его произносит. Оно, следовательно, не только передает нам, в сво-их предикативных образах, идеи и образы, но еще и подсказывает нам, в формах экспрессивных, каковы поза, манера, поведение того, кто совершает самый акт предикации… Типические формы авторского поведения откладываются на структуре поэмы как особое наслоение, как бы сообщающее поэме ее «собственное лицо»… Стилистические формы поэзии суть одновременно стилистические формы личной жизни» 3. Видимо, вследствие своей необычности, подход Г.О. Винокура оказал меньшее влияние на поэтику, чем концепция В.В. Виноградова, которая, пожалуй, наиболее лингвистична и обращена на текст, а не контекст. «Мир, данный сразу с точки зрения разных диалектов, из которых творческой волей художника конструируется одна стилистическая система, — это мир сложных разноплоскостных отражений, это не «объектный» мир, непосредственно ощущаемый за словом, а мир в лучах внутренних поэтических форм… Сказ, идущий от авторского «я», свободен. Писа-тельское «я» — не имя, а местоимение. Следовательно, под ним можно скрыть что угодно… За художником всегда признавалось широкое право перевоплощения. В литературном маскараде пи-сатель может свободно, на протяжении одного художественного произведения, менять стилистические маски. Для этого ему нужно лишь большое разнородное языковое хозяйство» 4. В дальнейшем В.В. Виноградов значительно уточнил свою концепцию — «свободное», «местоименное» «Я» перерастает в «образ автора», благодаря которому сохраняется единство из-меняемых «стилистических масок»: ведь «право перевоплощения» предполагает единство того, кто «перевоплощается». Но и при дальнейших уточнениях сохраняется исходный принцип: «образ автора» — это не столько говорящий, сколько «высшее стилистическое единство» текста. Несомненно, дальнейшее развитие поэтики учитывало в той или иной степени оба при-веденных подхода, но наиболее известным здесь, в отличие от стилистики, оказалось решение, предложенное Ю.Н. Тыняновым. Оно занимает промежуточное положение между «биографическим» подходом Г.О. Винокура и «стилистическим» решением В.В. Виноградова. Суть подхода Тынянова, к сожалению, не развернутого им подробно, можно увидеть в его замечаниях о поэтике А. Блока: «Эмоциональные нити, которые идут непосредственно от поэзии Блока… приводят к человеческому лицу за нею» 5; «…когда говорят о его поэзии, почти всегда за поэзи-ей невольно подставляют человеческое лицо…» 6; «Читатель за словом видит человека, за стиховой интонацией угадывает «личную». Вот почему необыкновенно сильна была в стихах литературная личность Блока (не живой, не «биографический» Блок, а совсем другого порядка, другого плана, стиховой Блок)» 7. Помимо общеизвестных печатных работ, до нас, благодаря В.А. Каверину, дошло резюме лекции Ю.И. Тынянова на тему о том, «что такое литературная личность и каким образом она связывается с авторским «я» — названным и неназванным». Ключевым положением этой лекции было то, что «…в конечном счете книга становится «говорящим лицом», т. е. обращена к читателю как речь, и требует отзыва, ответа» 8. Перефразируем: книга становится «говорящим лицом», то есть говорящим. Действует одушевляющий неодушевленное принцип метафоры: говорящая книга — это и есть автор. Не столь важно, если эта книга была уже кем-то написана. М.Л. Гаспаров, с присущей ему скромностью приписывая авторство собственной мысли Б. Ярхо, идет дальше и в своем «словарике» определяет «личность» следующим образом: «ЛИЧНОСТЬ… Б. Ярхо писал в письме: «Люди все чаще кажутся мне книгами, и порой я становлюсь в тупик перед замыслом их сочинителя». Так что мое дело как филолога — разобраться в источниках себя» 9.

Автор — это еще и ответственность. Так, ответственность лежит не на безымянных спичрайтерах, а на президентах, оглашающих не ими написанные тексты. Хоть и несколько иная и более интересная, но в целом схожая ситуация в литературе: книги порождают авторов, а не наоборот. Вот к чему приводит мысль Ю.Н. Тынянова. Проникнись ею инициаторы проекта, они бы воздержались от викторины, где читателям предлагается «отгадать» анонимных текст-райтеров, а не предоставить читателю возможность занять куда более теоретически аргументируемую позицию — присвоить авторство и заодно ответственность за текст. Присвоить в том смысле, в каком, по Эмилю Бенвенисту, говорящий присваивает язык — делает его своим. Теоретическая поэтика ХХ века пошла иным путем, нежели предлагал В. Маяковский, — в ней умереть суждено было автору, но не стихам. Именно текст, порождаемый читателем и по-рождающий читателя, оказался ее главным героем. Согласно вердикту Умберто Эко, «автор» заключен в кавычки. Он обречен на метафорическое существование как общепонятное обозначение некоторой текстуальной стратегии: «Если текст рассматривается именно как текст, и особенно в тех случаях, когда он рассчитан на достаточно широкую аудиторию (например, если это роман, политическая речь, научная инструкция и т. д.), отправитель и адресат присутствуют в нем не как реальные полюсы акта сообщения, но как «актантные роли». В подобных случаях автор проявляется в тексте лишь как:
a) узнаваемый стиль или текстовой идиолект, причем этот идиолект нередко может принадлежать не личности, а жанру, социальной группе или исторической эпохе;
b) просто актантная роль (/я/ = «субъект [подлежащее] данного предложения»);
c) иллокутивный сигнал (/Я клянусь, что…/) или перлокутивный оператор (/внезапно случилось нечто ужасное…/). В дальнейшем мы будем употреблять термин «автор» лишь в метафорическом смысле, то есть подразумевая под этим термином некий тип «текстовой стратегии». То же относится и к термину «М-Читатель (модель возможного читателя. — С.З.)» 10.
* * *
Проблему текста можно свести в виде схемы к триаде: «автор — текст — читатель». Соответственно всякий раз возможны различные подходы к тому, что считать исходным и определяющим. Пожалуй, главный вопрос герменевтики и лингвистики текста — это какой из следующих факторов определяющий: текст, его автор или же его актуальный или потенциальный читатель? Подход якобы очевиден: текст есть производное — автор создает текст, а адресат его использует («писатель пописывает, читатель почитывает»). В действительности же далеко не очевиден и, кроме того, встречается не во все времена и не во всех культурах (ср.: фольклор, искусство канона, средневековое понимание авторства и т.п.). Эта проблема не только теории, но и художественной практики. Так, в стихотворении Бориса Пастернака «Шекспир» она нашла предельно заостренное, доходящее до гротеска воплощение:

…А меж тем у Шекспира
Острить пропадает охота. Сонет,
Написанный ночью с огнем, без помарок,
За дальним столом…
˂…˃
Сонет говорит ему:
«Я признаю
Способности ваши, но, гений и мастер,
Сдается ль, как вам, и тому, на краю
Бочонка, с намыленной мордой, что мастью
Весь в молнию я, то есть выше по касте,
Чем люди…
˂…˃
Простите, отец мой, за мой скептицизм
Сыновний, но сэр, но милорд, мы — в трактире.
Что мне в вашем круге? Что ваши птенцы
Пред плещущей чернью? Мне хочется шири!

В начале прошлого века, когда было написано стихотворение Б. Пастернака, такая постановка вопроса могла показаться достаточно экстравагантной. В конце века она уже утратила свою оригинальность. После знаменитого эссе Ролана Барта «Смерть автора» (1967) спорить о первородстве могли между собой уже только текст и адресат. Хотя еще ранее, в 1947 году, Нортроп Фрай вычитал у Якоба Бѐме мысль о том, что прочтение художественного текста можно сравнить с… пикником, на который автор приносит слова, а читатель — значения 11.
Согласно не менее известному эссе Мишеля Фуко «Что есть автор» (1969) 12, само имя Шекспир — это лишь некоторая функция организации и классификации корпуса текстов. Само имя «Шекспир» уже перестало быть именем собственным, оно превратилось в нарицательное. Оно может употребляться во множественном числе, и даже как обычное исчисляемое нарицательное в английском с артиклем, определенным или неопределенным, оно обозначает не индивида, а класс объектов, обладающих схожими или теми же значимыми признаками 13. В русском языке, как было подмечено Абрамом Терцем (Синявским) в «Прогулках с Пушкиным», оно превратилось в нечто вроде неопределенного или обобщающего местоимения 14, и это подтверждает-ся данными корпуса русского языка 15. Как видим, не только в поэтике, но и в обиходном сознании биографический автор, автор-индивид, может отделиться и от текста, и даже от самого себя, став именем нарицательным или чуть ли не местоимением, как предполагал В.В. Виноградов.

* * *
М.М. Бахтин считал В.В. Виноградова самым «опасным» и самым «лингвистичным» из формалистов 16. Разумеется, он не мог не отметить: «Образы автора и образы персонажей определяются, по концепции В.В. Виноградова, языками-стилями, их различия сводятся к различиям языков и стилей, то есть к чисто лингвистическим. Внелингвистические взаимоотношения между ними Виноградовым не раскрываются» 17.
Но для Бахтина и текст, и его семантика — это внелингвистические отношения, и он не впускает в эти пределы «биографического автора». В мире текста нет места автору: «Это не значит, что от чистого автора нет путей к автору-человеку, — они есть, конечно, и притом в самую сердцевину, в самую глубину человека, но эта сердцевина никогда не может стать одним из образов самого произведения. Он в нем как в целом, притом в высшей степени, но никогда не может стать его составной образной (объектной) частью» 18.
Понятие автора у Бахтина множится, напоминая бесконечные отражения, пока не становится ―contradictio in adjecto:
«Всякий текст имеет субъекта, автора (говорящего, пишущего). Возможные виды, разновидности и формы авторства. Лингвистический анализ в известных пределах может и вовсе отвлечься от авторства. Истолкование текста как примера (примерные суждения, силлогизмы в логике, предложения в грамматике, «коммутации» в лингвистике и т. п.). Воображаемые тексты (примерные и иные). Конструируемые тексты (в целях лингвистического или стилистического эксперимента). Всюду здесь появляются особые виды авторов, выдумщиков примеров, экспериментаторов с их особой авторской ответственностью (здесь есть и второй субъект: кто бы так мог сказать) 19.
―…Строго говоря, образ автора — это contradictio in adjecto. Так называемый образ автора — это, правда, образ особого типа, отличный от других образов произведения, но это образ, а он имеет своего автора, создавшего его. Образ рассказчика в рассказе от я, образ героя автобиографических произведений (автобиографии, исповеди, дневники, мемуары и др.), автобиографический герой, лирический герой и т. п. Все они измеряются и определяются своим отношением к автору-человеку (как особому предмету изображения), но все они — изображенные образы, имеющие своего автора, носителя чисто изображающего начала. Мы можем говорить о чистом авторе в отличие от автора частично изображенного, показанного, входящего в произведение как часть его‖ 20.
«Чистый автор» противостоит автору, входящему в состав произведения. Автор, по Бахтину, оказывается и демиургом («драматургом»), и нищим королем, раздавшим все свое богатство (свои «слова») им же порожденным персонажам: «Не стоит ли автор всегда вне языка как материала для художественного произведения? Не является ли всякий писатель (даже чистый лирик) всегда «драматургом» в том смысле, что все слова он раздает чужим голосам, в том числе и образу автора (и другим авторским маскам)?»
21. В определенном смысле рассуждения Бахтина напоминают проблематику, связанную с разграничением между высказываниями на языке-объекте и метаязыковыми высказываниями о них, притом что сами метаязыковые высказывания становятся объектными на мета-языке более высокого уровня
22. Вот если бы бахтинские «авторы» составляли бы иерархию, подобно иерархии метаязыков, тогда было бы возможно избежать противоречия. Но Бахтин иерархии предпочитает полифонию, а в ней подобные противоречия не разрешимы.
Если бы в теории Бахтина действовала формальная логика, то автора пришлось бы при-знать несуществующим, поскольку он есть противоречие. Но у Бахтина иной подход, поэтому проблему автора можно сформулировать так: противоречие и есть форма существования автора.
* * *
Проблема автора поэтического текста может быть поставлена и таким образом: можно ли свести понятие «автор» не к биографической личности, а к опознаваемым или описываемым при-знакам текста. Такая постановка вопроса, в частности, дала жизнь продолжающемуся проекту В.П. Григорьева по описанию поэтических идиостилей и идиолектов русского языка 23. Биографический автор при таком подходе оказывается порождением не текста, а языка — одним из возможных состояний, принимаемых языковой системой, причем таким, при котором проявляются ее нетривиальные характеристики, поскольку поэтический язык есть «язык с установкой на выражение» (русская формальная школа, Р.О. Якобсон), на выявление потенциала языка, или, используя выражение В.П. Григорьева, «языка в эстетической функции». Видимо, так можно сформулировать предпосылки, которые лежали в основе упомянутого проекта, породившего серию продолжающихся публикаций. Нам кажется, что подход авторов «Антологии» близок именно к этому — по заглавию и заявленному уже в первом же предложении принципиальному разграничению между речью как системой и ее продуктом ( поэзией) 24.
Имеет смысл вспомнить, какие факторы оказались в центре внимания той забытой ныне дискуссии. Во время состоявшегося в ноябре 1984 года научного совещания «История языка русской поэзии ХХ века» 25 в секторе структурных методов изучения языка и лингвистической поэтики Института русского языка АН СССР Вячеслав Вс. Иванов произвел эксперимент, схожий с тем, что сегодня предлагают инициаторы проекта. Он прочитал найденное в архиве стихотворение и попросил угадать автора. Почти все назвали имя М. Цветаевой, хотя автором был Борис Пастернак. Между тем в зале присутствовали ведущие специалисты по творчеству Пастернака, но и им не удалось узнать автора. Тем самым, казалось бы, было доказано, что идиостиль и идиолект поэта — достаточно субъективны и даже проблематичны, можно говорить об индивидуальности лишь отдельного произведения. Но этот же эксперимент мог быть проинтерпретирован и противоположным образом, что и было предложено С.И. Гиндиным: «…пример этот не подтверждает проблематичности существования того явления, которое мы обычно называем стилем или языковой индивидуальностью автора. Скорее даже наоборот: то, что это произведение присутствующими было воспринято как неизвестное им стихотворение Цветаевой, свидетельствует о том, что в нашей интуиции существует достаточно определенное и в основных чертах у всех нас совпадающее представление об индивидуальном стиле Цветаевой» 26. С.И. Гиндин увидел здесь проявление (ни до, ни после этого не описанного) вымышленного авторства: «…перед нами уже не просто ролевая лирика, а скорее зачаточный случай вымышленного авторства, который в литературоведении иногда называют «гетеронимией», а и герой-рассказчик, и тем более вымышленный автор-гетероним будут художественно убедительны только тогда, когда реальный автор сумеет в них перевоплотиться, придать им индивидуальность, отличную от своей собственной, в том числе и индивидуальность речевую, то есть стиль. Пастернаку в этом стихотворении это, безусловно, удалось. Почему найденное им перевоплощение оказалось столь сходным с будущей Цветаевой — вопрос особый» 27. Хотя Сергей Гиндин относил этот вопрос к компетенции истории литературы, а не истории поэтического языка, постараемся перенести его в область теоретической поэтики.
Сам эксперимент и дискуссия вокруг него вскрыли ряд существенных и неявных до этого предпосылок, которые сами по себе достаточно проблематичны. В поэтику незаметно оказались невольно перенесены подходы криминалистики, когда по стилю необходимо было найти автора 28. Идиостиль и его уникальность ведущими специалистами понимались как нечто похожее на отпечатки пальцев, которые языковая личность не в состоянии изменить. Между тем, во-первых, совсем не обязательно исходить из представления об авторе как монолингве, чьи производимые тексты будут принадлежать одному языку — идиолекту. Вероятно, такое понимание есть упрощенная форма мысли Гумбольдта — о способности общеязыковой системы к бесконечному варьированию, порождению новых языков: «Каждый язык способен как бы делиться на бесконечное множество языков для отдельных личностей в од-ном и том же народе… Удивительно, как языки, кроме свойства, какие им дает внешнее строение, способны еще получать особенный характер оттого, что отдельные лица употребляют их орудием для выражения своей духовной личности… Как различно понимается и употребляется отечественный язык отдельными лицами, довольно дает почувствовать даже ежедневный опыт; но всего яснее это обнаруживается сравнением лучших писателей, из кото-рых каждый образует себе свой язык» 29.
Но это не значит, что язык поэта ограничивается лишь одним вариантом. Так, если я могу говорить и на русском, и на армянском, это значит, что я в состоянии производить тексты на обоих языках, а не то, что армянский и русский — это один и тот же язык. Во-вторых, биографический автор и «создатель» идиолекта вполне могут не совпадать. В-третьих, безотноситель-но к тому, как они соотносятся в реальности, очевидно, что «реальный» автор, на вполне законных основаниях обитающий в истории литературы или же общественной жизни 30, вряд ли до-пустим в лингвистической поэтике — это понятие должно быть редуцировано к наблюдаемым и проверяемым феноменам языка и текста. В качестве таковых было предложено рассматривать идиостиль и идиолект 31. Те ранее упомянутые понятия, которые были введены в поэтике и семиотике для обозначения автора (автор как языковая маска, текстовая стратегия, форма классификации текстов, «говорящая книга», «лирический герой», «языковая личность»), в лингвистической поэтике преобразуются в механизмы порождения и восприятия.
Здесь требуется уточнить: «Поэтический идиолект — одно из состояний поэтического языка, актуализируемое в творчестве некоторого поэта» и в этом смысле неравнозначное общелингвистическому идиолекту данного поэта и не являющееся особым языком. Идиолект — это не вариант «общего языка», а система его дифференциальных признаков («доминант»), отличающих его от других возможных вариантов, это результат определенной трансформации внутрисистемных связей 32. Идиостиль — это внутренняя структура идиолекта. «Поэтический идиостиль есть особый модус лингвистического конструирования мира, некоторая функция, которая соотносит принимающий различные состояния язык (т. е. идиолект) с со-ответствующим этому состоянию языка миром» 33.
Как и язык, идиолект и идиостиль не имеют авторов — они имеют носителей.

Список использованной литературы

1. Бахтин, М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках [Текст] // Эстетика словесного творчества. — М. : Искусство, 1979 — С. 297–335. 2. Виноградов, В.В. Проблема сказа в стилистике [Текст] // Поэтика. — Л., 1926. — Вып. I. — С. 24–50. 3. Винокур, Г.О. Биография и культура [Текст]. — М. : ГАХН, 1927. — 86 с. 4. Винокур, Г.О. Биография как научная проблема [Текст] // Хрестоматия по теоретическому литературоведению, 1 / сост. И.А. Чернов. — Тарту : Изд-во Тартуского ун-та, 1976. — С. 194–196. 5. Волошинов В. О границах поэтики и лингвистики [Текст] // В борьбе за марксизм в литературной науке / ред. В. Десницкий [и др.]. — Л. : Прибой, 1930. — C. 203–240. 6. Гаспаров, М.Л. Записи и выписки [Текст]. — М. : Новое литературное обозрение, 2001. — 416 c. 7. Гиндин, С.И. Выступление по докладу В.В. Иванова «Особенности текста и индивидуальность автора» [Текст] // Язык русской поэзии ХХ века. — М. : Ин-т русского языка АН СССР, 1989. — С. 260–266. 8. Григорьев, В.П. Грамматика идиостиля [Текст]. — М. : Наука, 1983. — 224 с. 9. Гумбольдт, В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное разви-тие человечества [Текст]. — СПб., 1859. — 336 с.
10. Золян, С.Т. К проблеме описания поэтического идиолекта (на материале поэзии Л. Марты-нова) [Текст] // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1986. — Т. 45, № 2. — С. 138–148.
11. Золян, С.Т. От описания идиолекта — к грамматике идиостиля [Текст] // Язык русской поэзии ХХ века. — М. : Ин-т русского языка АН СССР, 1989. — С. 238–259.
12. Каверин, В.А. Собеседник [Текст]. — М. : Сов. писатель, 1973. — 335 c.
13. Русская поэтическая речь — 2016. Антология анонимных текстов [Текст]. — Челябинск : Изд-во Марины Волковой, 2016. — 568 с.
14. Русская поэтическая речь — 2016 [Текст] : в 2 т. — Т. 2 : Аналитика: тестирование всле-пую. — Челябинск : Изд-во Марины Волковой, 2017. — 688 с. 15. Терц, А. Прогулки с Пушкиным [Текст]. — Munchen : Imverden Verlag, 2006. — 68 c.
16. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино [Текст]. — М. : Наука, 1977. — 576 c.
17. Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля [Текст] / сост .Е.М. Ве-ликанова. — М. : Книга, 1989. — 526 c.
18. Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста [Текст]. — М. : АСТ, 2016. — 570 c.
19. Язык русской поэзии ХХ века [Текст] : сб. науч. тр. / Ин-т русского языка АН СССР. — М., 1989. — 269 с. 20. Frye, N. Fearful Symmetry: A Study of William Blake [Text]. — Princeton (NJ) : Princeton University Press, 1947. — 472 p. 21. Uwe, P.K. Metonymy [Text] / P.K. Uwe, L. Thornburg // The Oxford Handbook of Cognitive Linguistics / ed. by D. Geeraerts, H. Cuyckens. — Oxford University Press, 2007. Pp. 236–363.
References
1. Bakhtin, M.M. The problem of the text in linguistics, philology and other humanities [Text] // Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Art]. — Moscow : Iskusstvo, 1979. — Pp. 297–335. (in Russ.) 2. Vinogradov, V.V. ―Tale‖ (―skaz‖) as an issue of stylistics [Text] // Poetika [Poetics]. — L., 1926. — Iss. I. — Pp. 24–50. (in Russ.) 3. Vinokur , G.O. Biografiya i kul’tura [Biography and Culture] [Text]. — M. : GAKHN, 1927. — 86 p. (in Russ.) 4. Vinokur, G.O. Biography as a research problem [Text] // Khrestomatiya po teoreticheskomu lit-eraturovedeniyu [Anthology of Works on the Theory of Literature], 1 / comp. I.A. Chernov. — Tartu : Tartu University Press, 1976. — Pp. 194–196. (in Russ.)
5. Voloshinov, V. On the Borderline between Poetics and Linguistics [Text] // V bor’be za marksizm v literaturnoy nauke [Towards Marxism in the Theory of Literature] / ed. by. V. Desnitskiy [et al.]. — Leningrad : Priboy, 1930. — Pp. 203–240. (in Russ.) 6. Gasparov, M.L. Zapisi i vypiski [Notes and Excerpts] [Text]. — M. : New Literary Review, 2001. — 416 p. (in Russ.) 7. Gindin, S.I. Comment on V.V. Ivanov’s research presentation «Peculiarities of a Text and the Individuali-ty of its Author [Text] // Yazyk russkoy poezii ХХ veka [The Language of Russian Poetry of the XXth century]. — Moscow : Russian Language Institute, USSR Academy of Science, 1989. — Pp. 260–266. (in Russ.) 8. Grigoryev, V.P. Grammatika idiostilya [The Grammar of Idiostyle] [Text]. — Moscow : Nauka, 1983. — 224 p. (in Russ.) 9. Humboldt, W. O razlichii stroyeniya chelovecheskikh yazykov i yego vliyanii na dukhovnoye razvitiye chelovechestva [On the Difference in the Structure of Human Languages and Its Influence on the Spiritual Development of Humankind] [Text]. — St.-Petersburg, 1859. — 336 p. (in Russ.) 10. Zolyan, S.T. On the Issue of describing a Poetic Idiolect (based on L. Martynov’s poetry) [Text] // Izvestiya AN SSSR. Seriya literatury i yazyka [Bulletin of the Academy of Science of the USSR. Literature and Language Series]. — 1986. — Vol. 45, N 2. — Pp. 138–148. (in Russ.) 11. Zolyan, S.T. From describing an idiolect — to the grammar of Idiostyle [Text] // Yazyk russkoy poezii ХХ veka [The Language of 20th century Russian Poetry]. — Moscow : Russian Language Institute, USSR Academy of Science, 1989. — Pp. 238–259. (in Russ.) 12. Kaverin, V.A. Sobesednik [Interlocutor] [Text]. — Moscow : Sovietsky Pisatel’, 1973. — 335 p. (in Russ.) 13. Russkaya poeticheskaya rech’ — 2016. Antologiya anonimnykh tekstov [Russian Poetic Speech — 2016. An Anthology of Anonymous texts] [Text]. — Chelyabinsk : Izdatel’stvo Mariny Volkovoy, 2016. — Part 1. — 568 p. (in Russ.) 14. Russkaya poeticheskaya rech’ — 2016 [Text]. — T. 2 : Analitika: testirovaniye vslepuyu [Russian Poetic Speech — 2016. Analysis: Haphazard Testing]. — Part 2. — Chelyabinsk : Izdatel’stvo Mariny Volkovoy, 2017. — 688 p. (in Russ.) 15. Terts, A. Progulki s Pushkinym [Walks with Pushkin] [Text]. — Munchen : Imverden Verlag, 2006. — 68 p. (in Russ.) 16. Tynyanov, Yu.N. Poetika. Istoriya literatury. Kino [Poetics. History of Literature. The Cinema] [Text]. — Moscow : Nauka, 1977. — 576 p. (in Russ.) 17. Tsena metafory, ili Prestupleniye i nakazaniye Sinyavskogo i Danielya [The Price of a Metaphor, or The Crime and Punishment of Daniel and Sinyavsky] [Text] / Comp. by Ye.M. Velikanova. — Moscow : Kniga, 1989. — 526 p. (in Russ.) 18. Eco, U. Rol’ Chitatelya. Issledovaniya po semiotike teksta [The Role of the Reader: A Study in Text Semiotics] [Text]. — Moscow : AST Publishing House, 2016. — 570 p. (in Russ.) 19. Yazyk russkoy poezii XX veka : Sb. Nauchnykh trudov [The Language of Russian Poetry. A col-lection of research papers] [Text] / Russian Language Institute, USSR Academy of Science. — Moscow, 1989. — 269 p. (in Russ.) 20. Frye, N. Fearful Symmetry: A Study of William Blake [Text]. — Princeton (NJ) : Princeton Uni-versity Press, 1947. — 416 p.
21. Uwe, P.K. Metonymy [Text] / P.K. Uwe, L. Thornburg // The Oxford Handbook of Cognitive Linguistics / ed. by D. Geeraerts, H. Cuyckens. — Oxford University Press, 2007. — Pp. 236–363.

Сведения об авторе
Золян Сурен Тигранович — доктор филологических наук, профессор, профессор-консультант Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета имени И. Канта, ведущий научный сотрудник Института философии, социологии и права Национальной академии Республики Армения (Ереван). Почтовый адрес: 0001, Армения, г. Ереван, ул. Арами, 44. Тел.: +(37410) 53-05-71. Электронный адрес: surenzolyan@gmail.com
Zolyan, Suren — Dr. Habil., Professor (philology), Professor of the Institute for Humanities, Im. Kant Baltic Federal University, Kaliningrad, Russia; leading research fellow, Institute of Philosophy, Sociol-ogy and Law, National Academy of Sciences of the Republic of Armenia. Postal address: 44, Arami, Yere-van, 0010, Armenia. Tel.: + (37410) 53-05-71. E-mail: surenzolyan@gmail.com

—————————————————————————
1 Русская поэтическая речь — 2016. Антология анонимных текстов. Челябинск : Изд-во Марины Вол-ковой, 2016. 568 с. ; Русская поэтическая речь — 2016 : в 2 т. Т. 2 : Аналитика: тестирование вслепую. Челя-бинск : Изд-во Марины Волковой, 2017. 688 с.
2 Винокур Г.О. Биография и культура. М. : ГАХН, 1927. 86 с. ; Его же. Биография как научная проблема // Хре-стоматия по теоретическому литературоведению, 1 / сост. И.А. Чернов. Тарту : Изд-во Тартуского у-та, 1976. С. 194–196.
3 Винокур Г.О. Биография и культура. С. 78–83.
4 Виноградов В.В. Проблема сказа в стилистике // Поэтика. Л., 1926. Вып. I. С. 24–50.
5 Тынянов Ю.Н. Блок // Поэтика. История литературы. Кино. М. : Наука, 1977. С. 123.
6 Там же. С. 118.
7 Тынянов Ю.Н. Промежуток // Поэтика. История литературы. Кино. С. 170.
8 Каверин В.А. Собеседник. М. : Сов. писатель, 1973. С. 78.
9 Гаспаров М.Л. Записи и выписки. М. : Новое литературное обозрение, 2001. С. 142.
10 Эко Умберто. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. М. : АСТ, 2016. 640 с.
11 ―It has been said of Boehme that his book is like a picnic to which author brings the words, and the reader the meaning. The remark may have been intended as a sneer at Boehme, but it is a description of all works of art without exception‖. (Frye N. Fearful Symmetry: A Study of William Blake. Princeton (NJ) : Princeton University Press, 1947. Pp. 237–238.)
12 Фуко М. Что такое автор // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996. С. 7–46.
13 A clear case of an impact of metonymy on grammatical structure is provided by the use of names (paragons) as common nouns that denote a whole class of individuals… In A real Shakespeare would never use those trite images, the selection of the in-definite article in the subject noun phrase is clearly motivated by a metonymic shift from an individual (Shakespeare) to a whole class of individuals that have essentially the same relevant properties. The target concept determines the grammatical behavior; in this ex-ample, the target property of countability determines the possibility of using Shakespeare with an indefinite article or even pluralizing it (e.g., the Shakespeares of the twentieth century). (Uwe P.K., Thornburg L. Metonymy // The Oxford Handbook of Cognitive Linguis-tics / ed. by D. Geeraerts, H. Cuyckens The Oxford Handbook of Cognitive Linguistics. Oxford University Press, 2007. P. 284.)
14 «Останутся вертлявость и какая-то всепроникаемость Пушкина, умение испаряться и возникать внезапно, за-стегиваясь на ходу, принимая на себя роль получателя и раздавателя пинков-экспромтов, миссию козла отпущения, все-общего ходатая и доброхота, всюду сующего нос, неуловимого и вездесущего, универсального человека Никто, которого каждый знает, который все стерпит, за всех расквитается. — Кто заплатит? — Пушкин! — Что я вам — Пушкин — за все отвечать? — Пушкиншулер! Пушкинзон! Да это же наш Чарли Чаплин, современный эрзац-Петрушка, прифрантившийся и насобачившийся хилять в рифму… — Ну что, брат Пушкин?.. Причастен ли этот лубочный, площадной образ к тому прекрасному подлиннику, который-то мы и доискива-емся и стремимся узнать покороче в общении с его разбитным и покладистым душеприказчиком?» (Терц А. Прогулки с Пушкиным. Munchen : Imverden Verlag, 2006. С. 3–4).
15 В национальном корпусе русского языка как первое подобное словоупотребление (Пушкин как неопреде-ленно-отрицательное местоимение ) приведен диалог между Анютой и факельщиком в кинофильме «Веселые ребята» (1934): [На катафалке] [все слезают] [Факельщик] Стоп. А платить кто будет / Пушкин? Ср. также: — Еѐ кто за нас вести будет ― Пушкин? (Ю.О. Домбровский. Хранитель древностей // Новый мир. 1964).
— …Ты?
— Нет, Пушкин! — Меня покоробило от собственной пошлости, но говорить иначе я не мог (Прошкин Е. Ме-ханика вечности. 2001)
— Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?
― Естественно (Там же). Можно увидеть и предпосылки трансформации имени Пушкин в обобщающее «всѐ» в опросе читателей «РР» в социальных сетях: «Пушкин ― наше всѐ». (Слова не выкинешь // Русский репортер. 2015. № 15). «―Пушкин — наше всѐ‖ — этот ―передоновский слоган‖ повторяем и мы, превратив его в пошлость, в лицемерие, в насмешку над великими, чтобы стать с ними вровень» (Передоновщина // Театральная жизнь. 2003. 25 авг.).
16 Волошинов В. О границах поэтики и лингвистики // В борьбе за марксизм в литературной науке / ред. В. Десницкий [и др.]. Л. : Прибой,1930. С. 203–240.
17 Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Эстетика словесного творчества. М. : Искусство, 1979. С. 295–296.
18 Там же. С. 288.
19 Там же. С. 282.
20 Там же. С. 288.
21 Там же.
22 Ср.: Выразить самого себя — это значит сделать себя объектом для другого и для себя самого («дей-ствительность сознания»). Это первая ступень объективации. Но можно выразить и свое отношение к себе как объекту (вторая стадия объективации). При этом собственное слово становится объектным и получает второй — собственный же — голос. Но этот второй голос уже не бросает (от себя) тени, ибо он выражает чистое отношение, а вся объективирующая, материализующая плоть слова отдана первому голосу. (Там же. С. 289.)
23 Григорьев В. П. Грамматика идиостиля. М. : Наука, 1983. 224 с.
24 Ср.: «Русская поэтическая речь (РПР) — по своим возможностям более фундаментальное явление, чем русская поэзия. Поэзия — это просто самый эффективный инструмент РПР» (Русская поэтическая речь — 2016. Ан-тология анонимных текстов. С. 5).
25 К сожалению, материалы совещания были опубликованы с большим запозданием, ротапринтным способом и небольшим тиражом; они незаслуженно оказались обойденными вниманием (Язык русской поэзии ХХ века : сб. науч. тр. / Ин-т русского языка АН СССР. М., 1989. 269 с.).
26 Гиндин С.И. Выступление по докладу В.В. Иванова «Особенности текста и индивидуальность автора» // Там же. С. 260.
27 Там же. С. 261.
28 Заметим, что подобное встречалось в истории советской стилистики, когда в рамках знаменитого в 1960-х годах процесса А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля для вящей убедительности потребовалось провести лингво-стилистическую экспертизу установления авторства напечатанных под псевдонимом «антисоветских» текстов. Ср.: «В процессе участвуют эксперты. В их задачу входило установить авторство подсудимых в тех писаниях, которые были густо напичканы антисоветскими измышлениями. Хотя свое авторство подсудимые не отрицают» (Феофанов Ю. Тут царит закон // Известия. 1966. 11 февр. ; Перепеч.: Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля / сост. Е.М. Великанова. М. : Книга, 1989. С. 468).
29 Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие челове-чества. СПб., 1859. С. 186–187.
30 Так, Сергей Гиндин делает исключение для русских поэтов: «Тождество субъекта подписанных одним именем произведений-поступков и естественная проекция этого субъекта на реального носителя этого имени суть факты коммуникативные. Но для русской поэзии всегда было характерно их этическое переосмысление. Более того, как раз в поэзии ХХ века, параллельно с тем, как в мировой поэзии все более осознавалась и эксплуатирова-лась возможность отчуждения произведения от автора… русские поэты все более осознавали, что этот этический фактор играет цементирующую роль не только в биографии поэта, но и во внутренней организации всего его ху-дожественного творчества» (Гиндин С.И. Выступление по докладу В.В. Иванова «Особенности текста и индиви-дуальность автора». С. 264). Несомненно, здесь С. Гиндин опирается на ранее упомянутые идеи Г.О. Винокура.
31 Подробнее см.: Золян С.Т. К проблеме описания поэтического идиолекта ( на материале поэзии Л. Мар-тынова) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1986. Т. 45, №. 2. С. 138–148 ; Его же: От описания идио-лекта — к грамматике идиостиля // Язык русской поэзии ХХ века.
32 Золян С.Т. От описания идиолекта — к грамматике идиостиля. С. 238.
33 Золян С.Т. От описания идиолекта — к грамматике идиостиля. С. 258.