Мария Маркова — поэт, автор трех книг, живет в Вологде. Обладатель премии Президента РФ для молодых деятелей культуры. В 2010 г. признана «Писателем года» по версии журнала «Рандеву». http://www.litkarta.ru/russia/vologda/persons/markova-m/

ГЛАВА № 33

Вот интересно, читающий эту главу думал когда-нибудь, что великий писатель становится прошлым своей страны, а даже не великий поэт – её будущим

* * *
Есть что-то в лирике любовной
от боли ноющей зубовной –
скрежещут травы под ногой,
хрустит прозрачный одуванчик,
и жёлтый – подставляет венчик,
и ты берёшь его рукой.
Так горек млечный сок, так краток
миг любованья красотой,
но будь и с этой жертвой кроток,
смири свой гнев, как было с той,
предшествующей мне. Любуйся
и ничего во мне не бойся –
какая тайна? – тайны нет.
Есть ожидание покоя,
когда приходит смерть такая –
из мандельштамовских длиннот –
для задыхания, паренья,
мучительного повторенья
«я рад, даря» наоборот.

* * *
Я знаю, для меня ещё раз апрель откроется окном,
ведь есть же безутешный голос, всех вызывающий в ином,
невнятном мире сновидений, ведь есть же тень теней – Орфей,
есть среди зелени растений холодноватый кварц нимфей,
есть зеркала в огромных залах, есть ликование воды,
есть на пустующих вокзалах давно уехавших следы,
есть чувства – робости, стыда ли, неважно – есть любовь к другим.
Люблю мельчайшие детали, и беспричинно дорогим
становятся одна слезинка, просторный холод, твой звонок
и речи правильной запинка, как будто до конца урок
не выучен, садись на место, ответишь завтра, – красота
прощального скупого жеста – рука с платочком возле рта.
Уже не слышно даже плача, а быстрых слов? Была ли речь?
Как будто можем мы иначе воспоминания беречь,
как будто можем, воскрешая украдкой виденное, взять
какой-то свет его – душа ли на миг проявится опять,
или расступятся сирени, волны лиловой схлынет мгла,
и я увижу чьи-то тени, сидящие вокруг стола, –
не знаю. Что могу сама я? Могу смеяться и молчать.
Могу стоять в слезах у края и никого не замечать.
Могу рассыпаться, распасться на воздух, воду и леса,
могу смотреть на всё сквозь пальцы, могу не закрывать глаза.

* * *
Как быть? Как жить? Куда бежать?
Как этим воздухом дышать?
Как по земле ходить иначе,
чем я хожу? А всё вокруг:
кусты, деревья рядом с дачей –
уходят, размыкая круг.

Обмахиваясь, рассыпаясь,
таясь и к людям наклоняясь.
Коснитесь, встаньте предо мной
или замрите за спиной.
Пугая и преображаясь,
обмахиваясь, рассыпаясь.

Я ветка, веточка, я вестник,
я потерялась в темноте,
где клевер, где четырёхлистник,
звезда лугов зелёных где,
где никнут часики гвоздики,
где смерть сверкает в мелочах.
Кровавы очи земляники.
Земля в пылающих лучах.
А лучник, мечник, неудачник,
а рыцарь бел, а рыцарь гол.
Природа – пышный мой подстрочник –
сухой соломинки укол.
Что принесла, какие вести,
нагие ветви, марта стук,
мы никогда не будем вместе,
мы как вода – а вдруг, а вдруг?..

* * *
Обуглены листья секрета,
осыпалось золото клада,
и тени выходят из света,
как бабочки срока распада.

В лесах за чертою стеклянной
нарядный стоит можжевельник,
и вереск качается странный,
и цвет набирает подъельник.
То град набивается в складки
земли и скрывает остатки,
то падают иглы, сгорая,
и омут над ними открыт.
Как странно,
как странно,
как странно…

Я вижу во сне постоянно:
гранат освещает Аид
звездою, и зёрна кровавы,
и души не ждут переправы,
лишившись часов и ума, –

и я потерялась сама.

* * *
Люби меня за что-нибудь простое,
за что-нибудь пустое – просто так.
Чего-нибудь… я ничего не стою.
Но можно же любить и за пустяк?
Безделица – сама себе игрушка,
сама себе ракушка и песок.
О спой мне, море синее, на ушко,
и я отдам за это поясок,
сниму одежду, отпущу надежду,
шагну в твою осклизлую траву.
Ты, шепелявое, шипящее! Ну нешто
до звёзд твоих никак не доплыву?..

* * *
Вроде живёшь, и мало
радости. Мир – такой.
Анненского читала,
плакала над строкой.

Днём заходила к другу
ради ненужных слов
и протянула руку,
чтобы расстаться вновь.

Сказано и пропало.
Не было никогда.
Что я ещё читала?
В памяти – ни следа.

* * *
Ещё мы не можем расстаться,
не можем ни выйти из круга,
ни жить в пустоте друг без друга,
ни именем горя назваться,
а я уже выбрала имя,
закрылась им, словно руками,
и самое время чужими
нам стать – над землёй облаками.

Вот это похоже на лето,
а я от тебя отстаю.
Дождём, затихающим где-то,
последние слёзы пролью.
Какие смешные фигурки!
Как ветер стирает черты!
Придёшь, наигравшись, с прогулки,
и облако больше не ты.

* * *
Бессоннице я волю не даю,
но третью ночь абзацем шестистрочным
привлечена, и кажется непрочным
огромный мир, застывший на краю.
Перечитаю, и опять, опять.
В повторе есть какая-то загадка.
Слова горчат, а забывать их сладко
и никогда на память их не взять,
а память вся – сплошное решето,
выскальзывай на волю, дорогое,
ведь на замену есть всегда другое,
и пусть оно, как правило, не то,
мне всё равно, ведь всё вокруг – не то.
Не те деревья и не те соседи,
и дождь не те натягивает сети,
а сколько слёз бессмысленных зато!
За что – за то? За что-нибудь из детства,
за первый стыд, которого не ждёшь.
Воспоминание! И никуда не деться.
Терпи, переживай и слушай дождь.

Вот, говорят, не время – мы проходим,
вчерашним днём проходим, навсегда,
проходим так, как будто в воду входим,
и вот уже вокруг одна вода.
Нет, не круги от камня побежали –
жизнь выронили, раз не удержали –
а зеркало блеснуло пустотой,
не дрогнуло, не отразило лица.
Как хорошо, когда никто не снится
из тех, кто пребывает за чертой.
Я думаю, всему на свете сроки
положены свои, к чему спешить, –
верни назад невинные уроки:
чей гриб и почему он одноногий,
как пуговицу лишнюю пришить
туда, куда не надо, что случится,
когда умрём, а если не умрём?
От смеха всё морщинками лучится.

Смерть пользуется тем же словарём.
У бедных смертных есть обычай давний –
перебирать любимое в слезах.
Клад хрусталя солёного. Куда мне
нести его невыносимый прах?
Кому нужны печальные обряды
то проводов, то встреч, кому отдать
коричневые школьные наряды,
в линеечку нечистую тетрадь?
Да никому. Оставь себе. Довольно.
Бессмертия ломается игла.
Подумаешь о ней, и сразу больно
от нежности внезапной и тепла.

Опыт прочтения

О Главе № 33 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 15, 24, 54, 80, 94, 183, 208, 268, 269, 270, 273, 349, 352,
366, 411, 430, 530, 531, 543, 560, 599, 642.

Отзыв №1.
Анна Петровская, Уфа.

Автор 33 главы неизвестен, но сразу становится понятно, что это женщина. Не потому, что в строчках проскакивает «я сама», а потому, что суть стихов – любовь, нежность, тихое счастье, в которых нет политики, иронии или самоиронии, нет заумных метафор. Эта женщина счастлива, ее любят, она любит, она – мать, жена.

Есть и грусть в стихах, которая раскрашивает спокойное течение жизни, но нет горя, надрыва, свойственного страданиям и неустроенности. Стихи написаны на манер пушкинских, но в другой размерности, иное звучание, но слова! Они переносят в эпоху хрупких дам и благородных мужчин, которые живут среди нас, заблудившись в эпохах. Нет спешки, вспышек эмоций, погони за временем и пространством.

После прочтения этих стихов хочется в такую же тихую гавань, где бури редки, а невзгоды надуманны, исключительно ради «плакала над строкой». Женщине хочется всепоглощающей любви, а она обычная – с расставаниями, иногда с холодность и усталостью. Хочу большего! Но смиряюсь над тем, что есть.

Вот такие мысли у меня после прочтения 33 главы. Но если автор строк окажется мужчиной, ну, бывают же такие интриганы, что «раскусывают» женскую сущность и эпотажничают этим, то я склоняюсь в восхищении.

Отзыв №2.
Надежда Болтачева

В детстве у меня был калейдоскоп – труба, внутри которой – крупные стёкла-зеркала и мелкие цветные стёклышки. Смотришь в эту волшебную трубу, повернув её матовым стеклом к свету,  через прозрачное стекло – стёклышки, складываясь случайным образом, образуют красивые цветные узоры. Вот и в стихах Марии Марковой – разноцветные узоры, форма которых меняется при вращении калейдоскопа. Но чья рука крутит калейдоскоп? Автор знает ответ на этот вопрос.

Узоры эти никогда не повторяются. Яркие, оригинальные, «неузнаваемые с недавних пор», они мелькают быстро и уходят безвозвратно.

…скрежещут травы под ногой,
хрустит прозрачный одуванчик,
и жёлтый – подставляет венчик,
и ты берёшь его рукой…
Так горек млечный сок, так краток
миг любованья красотой,
но будь и с этой жертвой кроток,
смири свой гнев, как было с той,
предшествующей мне. Любуйся…

«Смотри вокруг, смотри на красоту и радуйся жизни, пока тебе дана такая возможность», – говорит Мария Маркова. Но обязательно надо смотреть на свет.

В темноте всё красивое становится ужасным.

Когда я в первый раз прочитала подборку анонимного автора (когда я начала писать отзыв, автор был анонимным), поняла, что некоторые стихи читала раньше. Я сразу их вспомнила, и это не случайно. Стихи Марии Марковой выделяются из массива прочитанного и остаются в памяти надолго. Улыбнулась, прочитав первую строку: «Есть что-то в лирике любовной от боли ноющей зубовной». Один мой приятель в таких случаях говорил: «О, это вы, зубная боль!» Однако в первом стихотворении (впрочем, и в других) речь, полагаю, идёт не о любви человека к человеку. Например:

Люби меня за что-нибудь простое,
за что-нибудь пустое – просто так.
Чего-нибудь… я ничего не стою.
Но можно же любить и за пустяк?
Безделица – сама себе игрушка,
сама себе ракушка и песок.

Это любовь к миру (и к его создателю), который существовал, и будет существовать всегда; разговор с Ним. Любовь эта трагическая, идущая в одной связке с жизнью и смертью. Мария ощущает себя частицей этого огромного мира, не имеющего границ.

Природа – пышный мой подстрочник –
сухой соломинки укол.
Что принесла, какие вести,
нагие ветви, марта стук…

Первое стихотворение понравилось мне не только легкостью, непринуждённостью с одной стороны и глубоким смыслом с другой, но и ненавязчивой перекличкой консонантных рифм (мне всегда нравились консонантные рифмы): одуванчик – венчик, краток – кроток, любуйся – не бойся, покоя – такая.

Есть ожидание покоя,
когда приходит смерть такая –
из мандельштамовских длиннот –
для задыхания, паренья,
мучительного повторенья
«я рад, даря» наоборот.

В финале стихотворения, завершая мысль палиндромом: «я рад, даря», автор открыто говорит о поэзии. Не только говорит, автор живёт в поэзии, читая Пушкина, Мандельштама, ну и Анненского, конечно.

Вроде живёшь, и мало
радости. Мир – такой.
Анненского читала,
плакала над строкой.

Чтобы написать такие замечательные стихи, мало знать о том, что «есть музыка над нами», нужно услышать её. Услышать музыку, которая в значительной степени вынесена за границы реальной действительности.

Читаю второе стихотворение (и не только), ощущение такое, что слышу голоса Арсения Тарковского и Александра Кушнера. Смею сделать предположение, творчество этих поэтов сыграло немалую роль в становлении поэта Марии Марковой.

Стихи Марии Марковой не такие простые, как может показаться с первого взгляда. Читаешь один, второй, десятый раз, и с каждым разом открывается что-то новое, сокровенное. Не могу согласиться с Анной Петровской (автор первого отзыва), что «суть стихов – любовь, нежность, тихое счастье»… «Есть и грусть в стихах, которая раскрашивает спокойное течение жизни, но нет горя, надрыва, свойственного страданиям и неустроенности». «Нет спешки, вспышек эмоций, погони за временем и пространством». «После прочтения этих стихов хочется в такую же тихую гавань, где бури редки, а невзгоды надуманны, исключительно ради «плакала над строкой»». Дочитаем стихотворение до конца.

Днём заходила к другу
ради ненужных слов
и протянула руку,
чтобы расстаться вновь.

Сказано и пропало.
Не было никогда.
Что я ещё читала?
В памяти – ни следа.

А теперь, невзгоды по-прежнему надуманы? Не исключаю такую возможность, но «надуманы невзгоды» отнюдь не автором стихотворения. На мой взгляд, нет в стихах Марии Марковой ни тихого счастья, ни тихой гавани. Наоборот – и горе, и надрыв, и смирение в то же время, и размышление о трагичности бытия. Автор страдает, впрочем, и от неустроенности (не в быту, конечно) тоже.

Вот, говорят, не время – мы проходим,
вчерашним днём проходим, навсегда,
проходим так, как будто в воду входим,
и вот уже вокруг одна вода.

Встречаются в стихах Марии Марковой и философские рассуждения о неизбежности единения родственных душ, как мне показалось.

…мы никогда не будем вместе,
мы как вода – а вдруг, а вдруг?..

…а я уже выбрала имя,
закрылась им, словно руками,
и самое время чужими
нам стать – над землёй облаками.

Ты, шепелявое, шипящее! Ну нешто
до звёзд твоих никак не доплыву?..

Стихи Марии Марковой энигматичны. В них, как в любом поэтическом тексте, полно загадок. Читаешь, думаешь, размышляешь, сопереживаешь… Снова читаешь…

Как быть? Как жить? Куда бежать?
Как этим воздухом дышать?
Как по земле ходить иначе,
чем я хожу? А всё вокруг:
кусты, деревья рядом с дачей –
уходят, размыкая круг.

Кусты и деревья уходят, размыкая круг. А что же происходит с лирическим героем: он уходит с ними, или круг замыкается?…

Можно долго крутить калейдоскоп, созерцая всё новые и новые узоры, получая яркие впечатления. Прежние узоры забываются быстро, а увидеть их ещё раз не доводилось пока никому. Даже не пытайтесь поворачивать калейдоскоп в обратную сторону. Стеклышки, складываясь так же случайным образом, никогда уже не образуют прежний узор.

Слова горчат, а забывать их сладко
и никогда на память их не взять,
а память вся – сплошное решето,
выскальзывай на волю, дорогое,
ведь на замену есть всегда другое,
и пусть оно, как правило, не то,
мне всё равно, ведь всё вокруг – не то.
Не те деревья и не те соседи,
и дождь не те натягивает сети,
а сколько слёз бессмысленных зато!

__________________________________________
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».