Павел Лукьянов — кандидат технических наук. Занимался в поэтической студии Елены Исаевой, учился в Литературном институте. Организатор литературной группы «Литературная служба 1977.ru». Публиковался в газете «Литературная Россия», в журналах «Знамя» и «Арион». Снял два видеофильма по собственным сценариям. Живет в Барселоне. http://www.litkarta.ru/world/spain/persons/lukianov-p/

ГЛАВА № 39

Если ты ищешь бога и не можешь найти его, значит, он просто не желает с тобой встречаться.

* * *
человек не достоин надежды:
пусть глаза, как подсолнухи, свежи,
пусть исходные данные те же, –
результаты плачевны весьма.
словно в толще стоящие рыбы,
словно в космос плывущие глыбы,
человек говорит: – Мы могли бы, –
не проверить его слова.
кружит снег над курганами школы,
возвращается грубость в помолы,
переходят черту разговоры,
ты уехал, а ты оглянись:
дети смотрят на наше волненье,
пристегнувшись на заднем сиденье,
и я слышу, как в этом сопенье
утверждается мёртвая мысль.

 

* * *
пусть напряженье равно смерти.
ресницы дней рывком разъяв,
я обнаружу на планете
чужого времени состав.
её величество волчица
раскрыла нежные сосцы,
вглядись: всё кружится, троится
и прячет под воду концы.
жизнь оптимально невозможна:
я был ничем, никем, нигде,
поёт скворец в раю возможном,
и время движется к воде.
смотри на воздух, как на тело
чужих утраченных причин,
без удивленья смотрит птица
на мир, безоблачно един.

 

* * *
в железной чаше нетерпенья
варилось множество вещей
перемещение случайно
пикап упёрся рогом в ель.
в трёх километрах от усилий,
в сырой проталине стола
как искалеченная помощь,
перед луной гора взошла.
и мы полезли в гору, в гору,
вцепиться в правила её,
изведать срывы и обноски,
запараллелить бытиё.
присесть к столу на грани стула
и обнаружить пустыри
не обязательно снаружи,
но окончательно внутри.

 

* * *
как будто был и снова буду, –
так говорила мне листва,
в единстве мысли и бездейства
сосредоточенность мертва.
но не мертва, хотя завяла,
хотя утратила черты,
провинциал с провинциалкой
нью-йорк увидят с высоты,
и обомрёт и обомлеет,
и перекосит рот её
рассредоточенность природы,
многоугольный крах её.
в насквозь простроченной рубашке,
в недоотчалившей мечте
фигуры стынут на картине
на безымянной широте.
в лесу бывает так: внезапно
умолкнет даль, набухнет гром,
туристы сдвинутся под зонтик
и обретут покой и дом.

но это не про нас: на срезе наших улиц
молекулы судьбы ведут полураспад,
и можно навсегда и можно не заметить,
как парные глаза не образуют взгляд.

 

* * *
death valley

там, где мы ожидали увидеть одно –
совершенное ветром покрытое дно,
воздух сух и рассержен, каменист космодром,
прилетело четыре, а остались вдвоём.
восемь ног село в тачку и включило мотор,
и про тачку с мотором завели разговор,
а потом замолчали, закрыли глаза,
щёлкал гравий по днищу, как за дверью Замза.
мимо долгого пляжа потемневших камней
проезжало четыре варианта людей.
расходящейся плоти раздвижные края,
в белоснежном костюме чернолицая я.

 

* * *
пруды. за прудами – Прадо:
картины, народы, наряды,
а я – по колено в воде
в невидимой миру беде.
комар и малейшая грязь
в активную жизнь подалась,
грохочет земля, как буфет:
– подайте дитя на обед!
под носом усопших веков
шевелятся губы сынов,
я – мальчик по горло в волнах,
простителен, грешен мой страх,
я знаю, что знать не хочу,
и крепко об этом молчу.
воды невозвратный кредит
в мгновенье тебя приютит,
наткнёшься ногой на сома
и вызнаешь чашу сполна.
горит человеческий лес
с цикадами наперевес,
воды земляное лицо,
и я – молодец молодцом.

 

* * *
игорю малахову

всё проходит. вернее: пройдёт и прошло.
славься, игорь! нас – смыло, тебя – замело.
через поле мучное, мычащее молча вдали
пролетел электрон, как частица с волною внутри.
ты – пропащая сумка, – мне игорь однажды сказал,
положив в меня мяч, чёрный хлеб, апельсиновый шар.
а вот раз я вбегаю, а игорь – над картой лежит,
левитируя в воздухе, как над магнитом магнит.
или было такое: у игоря сел телефон,
и по букве носил из красково в томилино он.
лучший в классе, в районе, в стране пионер:
эСэСэР! – ты кричал, а оно откликалось на сэр.
здравствуй, игорь! князь игорь! грязь игорь! гори!
силикатный кирпич деликатно в ладони бери
и под мышку, под кошку, в собаку вложи свою ношь,
что ты хочешь – навряд ли в земле обретёшь.
я склоняюсь, я помню тебя в мелочах:
исчезанье родного ручья в ледяных родниках.
здравствуй, игорь! привет! мы не знаем, как звали тебя,
мы не знали масштаба красоты твоего корабля.
нету помощи в худшем из лучших миров,
миру – мир, плову – плов, крови – ров.
там, где жизнь не роднит, эту функцию выполнит смерть,
продолжается утро, чтобы к вечеру похолодеть.

 

* * *
долой лицо! заимствуйте движенье!
меняйте пол! впадайте в суету!
как говорил военный кинокритик:
срубайте мачту – сдержите мечту.
я вышел из чужого разговора,
взошёл на гору и узрел врага:
спецэффективный человек-корова
и снегом окроплённые рога.
земля на фотографии пришельцев
безлюдна, серовата, холодна,
в пустом салуне ходит жеребица,
и смерть всепроникающе видна.

 

* * *
в грушу залезла оса.
если её удержать
в памяти этой дурной, то
будет нечаянно что
вспомнить в 75.

 

* * *
и вот я вышел из народа,
стою, седая борода,
я знаю, как ступают в воду
и пропадают на года.
кольцо судьбы на пальце толстом,
меня свободой опояшь,
я жить хочу! но в небе звёздном
уже поставлен крестик наш.

Опыт прочтения

О Главе № 39 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 171, 182, 193–194, 205, 208, 250–251, 349, 356, 367, 411,
429, 530, 549, 589, 611.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».