29 Марта 2016 — автор Надежда МЕДВЕДКИНА
Марина Волкова: «Надо решать, как у Станиславского: любишь ты искусство в себе или себя в искусстве?»
В Челябинске заложили бомбу под русскую литературу

«Это бомба под русскую литературу» — таким емким определением сопровождалось мое знакомство с проектом «Русская поэтическая речь — 2016». «Точнее, это атомная энергия, — пояснили в следующий раз, — ее можно применить и в мирных целях». Конечно, после таких слов мне ничего не оставалось, кроме как тщательно разобраться со «взрывоопасной» темой.

На первый взгляд все тихо и мирно: запланировано издание антологии русской поэзии «Русская поэтическая речь — 2016». О каком взрыве здесь говорить? Можно рассчитывать максимум на большой бум — и то если сборник (когда он будет издан) упадет с полки. Судя по всему, издание должно получиться весомым: к сотрудничеству приглашены русскоязычные авторы из 17 стран мира. Однако появление новой поэтической книги, пусть даже монументальной, не новость. Сейчас масштабные сборники издаются в немалом количестве: это и подборки женской поэзии, и региональные антологии. Чем же намерена отличиться «Русская поэтическая речь — 2016»?

Как оказалось, антология все же сумеет удивить. Начнем с того, что она будет анонимной. Подобных примеров русская литература еще не знала. Если, конечно, не говорить о совсем уж древнем периоде, когда не существовало самого понятия авторства.

Кроме того, изданием стихов дело не ограничится. И речь не о презентациях антологии, запланированных в лучших библиотеках страны: они тоже станут только одним из этапов. Уже сейчас сборник готовятся разбирать по косточкам ученые-филологи. Их работы выйдут отдельным томом через три месяца после поэтической книги. Найдется дело и для читателей. Обсуждение и осмысление антологии определенно получится даже более обширным, чем она сама. Но есть основания предполагать, что и это — только начало…
Рассказать о проекте поподробнее на правах одного из его авторов согласилась издатель и культуртрегер Марина ВОЛКОВА.

— Марина Владимировна, почему возникла такая необычная идея — анонимный сборник?
— Сейчас восприятие текста часто загромождается посторонними наслоениями. Причем многие из них создают (с известной целью) маркетологи в издательствах. Как это происходит? Выход новой книги сопровождается полномасштабной рекламной кампанией: появление автора на ТV, статьи в газетах, выступления по радио. После масс-атаки в умах потенциальных читателей формируется определенное мнение об авторе: «Такой-то — это круто!». Лишь немногие действительно прочтут книгу и узнают, так ли это круто. И даже они, скорее всего, будут воспринимать текст через призму внешней значимости, как через увеличительное стекло.
Бывает, что это стекло буквально делает из мухи слона. Автор раскручивается, тираж распродается, а затем мода уходит и оказывается, что никакого следа в литературе не осталось. Конечно, так происходит не всегда и по большей части в прозе. В поэзии скромнее тиражи, меньше покупателей и заинтересованных лиц. Но внутри поэтического сообщества роль раскрутки, статусности автора тоже зачастую перекрывает само творчество.

— И антология — это попытка исправить ситуацию?
— Это попытка посмотреть на русское поэтическое слово непосредственно, минуя все нелитературные факторы. Речь не только о медийной раскрутке, но и о более сложных вещах: традиции восприятия, обаянии известного имени. Мы предлагаем не ахать при виде фамилии на титульном листе, а по-настоящему всмотреться в текст, не защищенный ничьим авторитетом. И по таким текстам попытаться понять, какова русская поэзия 2016 года в целом.

— Когда вы говорите «мы», то имеете в виду…?
— Ядро, рабочую группу проекта составляют три человека: поэт, культуртрегер Виталий Кальпиди; поэт, ученый, редактор журнала «Воздух» Дмитрий Кузьмин и я. Еще нескольких партнеров, сведущих в литературе, мы пригласили в качестве номинаторов. Это было сделано по двум причинам. Во-первых, есть опасение, что мы пропустим кого-то из поэтов, если будем определять список авторов текущим составом. Не хотелось бы случайно потерять ценное слово русской поэтической речи. А во-вторых, это хороший способ узнать, как складываются связи внутри литературной среды.

— Но как же в итоге формируется список авторов? Сколько их будет?
— Виталий Кальпиди и Дмитрий Кузьмин, как знатоки современного литературного процесса, предложили 200 имен поэтов. Наши партнеры номинировали в сумме 219 человек, правда, некоторые из этих авторов уже есть в первом списке. Наконец, была и есть возможность стать самовыдвиженцем. Если поэт считает, что он достоин попадания в подборку и без его творчества срез русской поэтической речи будет неполным, он может прислать свои стихи. Такие подборки тоже приходят. Но выбор участников и формирование окончательного сборника рабочая группа оставляет за собой.
Что касается числа авторов, то мы пока не можем назвать точной цифры. От кого-то из поэтов мы еще не получили конкретного ответа, кто-то колеблется. Некоторые отказались.

— Почему? Вы выдвигаете суровые условия, с которыми поэты не справляются?
— Условия достаточно простые: прислать свои тексты (180 — 250 поэтических строк) до 1 июля. Несколько оговорок действительно есть, но это вполне естественные требования, без которых нельзя обойтись. Во-первых, мы просим прислать тексты, которые никогда не публиковались и не будут опубликованы до часа икс. Иначе о какой анонимности можно говорить? Во-вторых, никаких юношеских стихов. Раз мы выпускаем антологию «Русская поэтическая речь — 2016», то она должна отражать язык этого года. Вот, кажется, и все. Правда, и эти условия могут создать сложности. Кому-то из поэтов трудно держать стихи «в столе» — хочется сразу выложить их в Сеть, опубликовать, получить отклик… Некоторые хотят участвовать, но не уверены, что у них появится текст для антологии — так бывает, если поэт пишет совсем немного. А для кого-то самым страшным испытанием стала анонимность.

— Почему? То есть, это, конечно, необычно…
— Анонимность публикации — это серьезная проверка для поэта. Мы уже говорили: сейчас сделать имя намного проще, чем создать действительно значимое произведение. И анонимная публикация показывает определенную степень ответственности за свои слова, за то, что они будут важны и без имени. Проект заставляет решать, как у Станиславского: любишь ты искусство в себе или себя в искусстве?

Отказы, связанные с этим нюансом, уже есть. Кто-то заявил, что серьезные поэты в такие игры не играют. Кто-то не видит смысла публиковать тексты, тем более новые, в анонимном формате. К слову, примечательная позиция: «Не скажу ничего, если это не будет работать на мое имя». А еще, я подозреваю, некоторые поэты побоялись, что без имени их стихи просто не узнают… Впрочем, число отказов не превышает двух десятков. Это радует.

— Хорошо, тексты будут собраны к 1 июля. Что дальше?
— Антология выйдет 10 ноября 2016 года. Подборки поэтов в ней будут обозначены номерами, но мы рассчитываем, что в конечном итоге все стихотворения станут цельным высказыванием, сверхтекстом — оттиском русской поэтической речи.

Сама по себе антология не вызовет взрыва. Гораздо важнее будет рефлексия по этому поводу. Поэтому к участию в проекте приглашено около ста литературоведов и критиков, которые специализируются на изучении современной поэзии. Среди них тоже есть представители разных регионов и стран. Сборник исследовательских и критических статей выйдет 10 февраля 2017 года. В нем специалисты будут рассматривать поэтическую речь под разными углами: каждый выберет аспект, который хотел бы прояснить. Скажем, «образ поэта», «религия в поэзии», «тема смерти». Мы как бы помещаем поэзию в камеру, и со всех сторон на нее устремляются взгляды ученых. Получается, что ее рассматривают с необыкновенной подробностью. К тому же будет обеспечена чистота эксперимента. Ведь на специалистов тоже оказывает воздействие и имя автора, и сложившаяся в науке традиция его восприятия. А анонимная антология оставит ученых наедине с текстом.

— А мы никогда не узнаем, кто написал то или иное стихотворение для антологии?
— Авторы сами решают, раскрыть ли свое инкогнито. Договор сдерживает их только до 10 марта 2017: через месяц после выхода исследовательского сборника поэты смогут заявить о своем авторстве. Мы со своей стороны обещаем никого не выдавать. Это жест вежливости: возможно, критики оценят тот или иной текст очень резко и автор предпочтет сохранить инкогнито. Возможно и обратное: оценка будет столь лестной, что скрывать свое имя окажется обидно. Это своего рода игра, хотя и опасная: слова могут ранить очень больно.

— Что еще запланировано?
— Мы хотим провести в рамках проекта большое тестирование — предложить анонимные подборки посетителям библиотек. Каждый желающий сможет прочесть стихотворение и ответить на вопросы. Немного информации о себе (возраст, пол и так далее) и комментарии по поводу текста: понятно — не понятно, нравится — не нравится, какие эмоции вызывает… Запланировано собрать с разных территорий страны 1000 анкет. Участвовать будут самые разные библиотеки, от областных публичных до крошечных районных. Энтузиазм среди библиотекарей на всероссийском форуме был огромным, так что в этом этапе сомневаться не приходится.

— Это прекрасно, но я ни за что не поверю, будто у вас нет еще и плана-максимум на более отдаленный срок.
— Раскусили: он есть. Первая книга, на самом деле, может оказаться не очень точной. Есть риск, что нам отдадут тексты по остаточному принципу «что не жалко». Но если проект будет развиваться дальше, то появятся и другие антологии. Например, можно выпускать по сборнику каждые три года. Точно так же проводить их оценку. В итоге это будет действительно похоже на атомную энергию, с помощью которой поэзия сможет двигаться и развиваться.

— Значит, бомба — это все-таки слишком громко сказано?
— Ну почему же, проект вполне взрывоопасен. Только эта бомба не столько под литературу, сколько под ее шелуху, под все наносное: дутые имена, статусность, литературный карьеризм. Настоящей поэзии наша бомба не причинит никакого вреда.

Виталий КАЛЬПИДИ, поэт, культуртрегер, автор идеи проекта:
— В одной древневосточной культуре существовала «школа перемены имен». Любой художник, поэт или, скажем, каллиграф, достигая определенного уровня мастерства, добровольно изменял свое имя, чтобы предстать перед публикой неопознанным, не защищенным своим многолетним авторитетом, и напротив – свободным от устоявшихся мнений о его творчестве. «РПР–2016» в своей начальной части напоминает «школу перемены имен».

Есть и более глубокий уровень. Отказаться от своего «я» для написания общего сверхтекста (каким будет первый том) — поступок, на который способен только настоящий художник. Проект «Русская поэтическая речь –2016» – это тестирование современной русской поэзии на наличие образа поэта-художника, который эту речь и создает. Поэтому во втором томе проекта мы будем анализировать поэтическое сознание именно художника, готового двигать как минимум судьбы своей культуры, а не табуретку вокруг кухонного стола. Значит, в итоге «РПР-2016» позволяет осознать возможности нынешнего русского художественного сознания. Это и есть наша главная цель.