Продолжение календаря Ирины Аргутиной. Прошли: январь, декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, лето…
* * *
Что ж не жилось тебе мирно во мне,
враг мой любезный?
Мы бы с тобой силуэтом в окне,
с книжкой и в кресле,
где-то, когда-то, в какой-то стране
тихо воскресли…
Нет же! Полез, куда вход воспрещен
местным пророкам.
Ладно – увидел, так хоть бы еще
пальцем не трогал,
взял бы сначала у тех, кто прощен,
пару уроков.
Знали другие (вчера казнены
как очевидцы):
ад – это вроде уральской зимы,
где минус тридцать
с ветром. А шубы упразднены,
и не укрыться…
………………………………………..
Но, обмороженным краем ушей
слушая бездну,
можешь услышать и то, что уже
неинтересно:
«Мирного неба Вашей душе,
враг мой любезный!»
2002
***
Так бродить себе, да сутулиться
между западом и востоком,
где котами пропахли улицы
и тревогой весны,
поскольку
скоро март.
И звенит решительно
то ли капля в конце падения,
то ли в школе по месту жительства
завершилось дневное бдение –
и, захлопнув свои задачники,
зачирикали-засвистели
сероглазые быстрые мальчики,
бледноликие,
словно тени
улетающих ангелов…
2004
Тюльпаны
Славе
Кот смотрит на метель.
Я – на кота.
Он зачарован снежной каруселью,
а я разочарован.
Нагота
ветвей и почвы в коме предвесенней –
и то бы лучше.
Боже упаси
от снежных гор, что к маю не растают.
О зимы, зимы!
Право, больше зим,
чем даже лет –
они все нарастают…
А где-то там,
на станции Аксай,
снега за пару дней садились в лужу,
и бог земли наглядно воскресал,
и степь взрывалась красками наружу,
и день звенел,
и был упруг и нов,
как лист, что летней суши не изведал,
и ранним утром стая пацанов
взлетала на свои велосипеды.
Летели в степь.
Бросали якоря
в пучины разнотравья и соцветий.
О степи, вы похожи на моря:
ни берегов,
ни времени,
ни смерти.
И мы жевали с хлебом дикий лук
и верещали дикими альтами,
когда нам открывался дикий луг,
где царствовали дикие тюльпаны.
Мы рвали их охапками.
Везли
домой
и там торжественно вручали…
Тюльпаны детства и родной земли,
тюльпаны мне мерещатся ночами.
А здесь метели долгие.
А здесь
ночь длинная,
минуты дорогие,
тюльпаны в вазе гибнут через день,
и я тебе дарил цветы другие.
Дарил, дарил.
И вот гляжу теперь
в окно да на кота – но видят боги,
что ты идешь,
ты открываешь дверь,
являясь мне тюльпаном на пороге…
2005
Сорок пятый февраль
Не в клетку я входила: по спирали
я взглядом попадала в переплет
оконный,
за которым простирали
деревья руки…
Каждый оборот
равнялся дню, и месяцу, и году,
но каждый год раскручивал спираль.
И вот – четыре степени свободы
(четвертая – в себя).
И вот – февраль,
короткий месяц сокращенья кадров.
За переплетом жаждали весны.
С тобой ушла последняя декада.
Два года изменений возрастных
замкнули цепь.
Спираль уже дымится.
Что ж! Прежде я жила наперебой:
была жуком, и тополем, и птицей,
была мужчиной, женщиной…
Тобой
была так часто, так неотделимо,
как будто без тебя и не жила.
Я повторю:
жизнь оказалась длинной.
Я повторюсь, поскольку тяжела
теперь уж и последняя.
Теперь уж
за переплетом четырёх свобод
так много февраля, что не поверишь
в его исход…
2007
