Алексей Остудин, поэт, автор 8 книг, живет в Казани. https://45parallel.net/aleksey_ostudin/
ГЛАВА № 17
Поэт всегда начинается с понимания, что ему нечего сказать. Вопрос: захочет ли он скрыть это или сделает содержанием текста?
Хомосаспенс
Скворец напоминает свист фрезы,
заводит чижик песенку крамольную.
Страдает май, ему не до грозы:
у облака в штанах заело молнию.
Заварен чай, и выверен устав –
черёмуха наломана заранее,
рояль плетёт верёвочку в кустах,
а за столом весёлая компания.
Отметим всё, что вбито в эту бронь:
один уже на корточках под деревом,
облапив похотливую гармонь,
мехами распаханился, как веером,
но пальчики на музыку слепы,
а все куплеты сходятся по матери.
Прозрачный, как голодные клопы,
запутался изюм в морщинках скатерти.
Вот суп из лебеды, исландский мох,
вот плавники минтая – да и рыба ли?
И страшный голос с неба: хенде хох –
я так и знал, перед едой не вымыли.
Но гармонист играет налегке,
ведь, сколько в соцсетях его ни троллили, –
кричал во сне на русском языке
так громко, что простили и не тронули.
Арагонская хота
Выдумал мадженту кто-то, сочинил циан,
зарядил дождём кислотным ублажать Данай.
Серебро перебирая, затянул цыган:
ой да нуда нуда ная драда нуда най!
Выгребает из Тартара в жестяном ведре,
лопнуло весло гитары, упираясь в риф.
Разгоняя нескучаек, главное – не дрейфь,
просто прошлое мельчает, превращаясь в миф.
Щёлкая, дымится «Прима». Пиво у ларька.
Греет, как рука любимой, солнышко плечо.
Третье лето без Парижа, жизнь моя горька –
будто лист лавровый лижешь, вынув из харчо.
Пусть луны унылый кукиш смотрит в кошелёк,
милая, и ты прокуришь дырочку в ремне.
Всё отправится на силос, только мотылёк
знает, что тебе приснилось, что ты снишься мне.
Апрельский фарш
Кризис миновал – на крышах снега нет,
окна пропотели и уснули.
Положил в карман стеклянный пистолет –
выкатились ледяные пули.
В ручейке пустые лодочки знобит,
грецкие скорлупки, в самом деле, –
раз чихнёшь и однопалубный убит,
остальные треснули на мели.
Продолжается прогулка по граблям,
разбросал которые апрель сам.
Негде спотыкаться только кораблям,
что искрят и прыгают по рельсам.
На базар зайдёшь: цветной кошмар еды,
сразу – сизый-сизый, сладкий-сладкий,
сморщился изюм, как пальцы от воды,
оставляя в горле отпечатки.
Мандарины в коме, в панике хурма,
чернослив, как ноготь от ушиба.
И глядит в упор, безгубая, сама
бычья голова глазами рыбы.
Шпалами с вокзала пахнет колбаса,
мёду бы горчить остановиться.
Если кто не смог ответить за овса –
рис велик остаться без пшеницы.
Вот узбек с наколкой на руке «Колян»,
на подносе специй фортепряно –
вкусно о здоровой пище Микоян
написал для Бедного Демьяна.
Островок безопасности
Ползёт со стула брошенный пиджак,
будильник точит лясы, как наждак,
и зеркало никак не обернётся,
ему не сглазить доброго пути.
Сгоревшей спичкой звёздам посвети,
когда ударит лифт о дно колодца.
Стальные тросы клацают, не то
оторванные хлястики пальто,
между собой завязанные грубо.
Духовное мочало всех начал,
небесный банщик в бозе заскучал,
как битый ролик, рухнувший с ютуба.
Под кесарем заката как-то сник
родных шпинатов поросячий свинг.
В сугроб по рукоятку вбитый плотно
февраль наказан, больше ни гу-гу:
он за враньё засахарен в снегу,
на ветках воробьям тепло и шпротно.
Церковным хором вечер перепет,
машины пристегнули ближний свет.
Дудит в дуду пернатый перуанец,
совсем зарылся в пончо у метро,
и, как бы мы ни щурились хитро, –
не улетит на родину, поганец!
Родник
Идёт на приступ ровный дым травы,
разинув ревень, катится аллюром…
Росою брызжут пальцы тетивы
в пельмени из панамок физкультуры.
Кричит петух, как пионерский горн.
Туман расставил шахматное поле.
Табун коней на воле ищет соли,
ромашками покусан с трёх сторон –
с четвёртой лес. Вонзает бузина
кумач и пепел в очи волчьих ягод.
Сухая трескотня сорочьих ябед,
в сырых низинах плесени зима…
Заглатывая низки земляник,
в орешнике пасутся пионеры.
Сороконожек гибкие галеры
со ржавой хвои сыплются в родник.
И нет в лесу роднее родника,
когда к щеке язык прилип от жажды –
в тугих корнях сосны многоэтажной
он разрывает мох воротника –
гусиным горлом хлопает графин,
скрипит стеклом, шипит водой из леса…
где губы жжёт брусники парафин,
расплавленный сиянием отвесным!
Речь
Ни скиф, ни азиат, ни атом,
ни матом крытая страна
меня заставить смогут братом
звать расписного братана.
Не дай мне Бог такой франшизы,
чтоб, с другом выйдя покурить,
пришлось бы говорить «по жизни»
и «по-любому» говорить.
Улётных фраз – как стрел в колчане
неоперённых, а пока
стираю тряпочкой молчанья
труху и накипь с языка.
Я люблю тебя, жизнь
Из бутылки накапав полвека,
я когда-нибудь буду таков –
на Луне ни следа человека,
только лунки от волчьих клыков.
Солнце жжёт сквозь контактные линзы,
задирают пожарники жесть –
всё равно осмотрюсь с оптимизмом,
потому что диоптрий не счесть.
На планете, надкушенной с краю,
я отныне во веки зрачков
эту жизнь без любви выбираю –
отнимаю у тех дурачков.
Потому что про глупости эти
Марк Бернес на прощание спел –
подходящую девушку встретил,
телефончик спросить не успел.
День сырка
Я, как брюссельский мальчик ссыт от пуза,
любой диете предлагаю фору:
мне день сырка устроили французы –
ни «камамбера» больше, ни «рокфора».
Одна икра свинцовая пластами,
в солёных брызгах брынза-недоторога.
Над городом застыли птичьи стаи –
совсем как отпечатки пальцев Бога.
Маца горчит, лаваш какой-то пресный,
сардельки растаращились бесстыже.
Мне без «табаско» жить неинтересно –
качели на морозе не полижешь.
Зато в кафе добавку смело требуй,
какая красота под стопку «Гжелки» –
пакетный суп весь в звёздочках, как небо,
прилипший к уплетающей тарелке!
Веросоюз
Идеи всплывают, как яйца-пашот,
как выкидыш раннего плода.
Пора отправляться в крестовый поход –
безвизовый трекинг, по ходу.
Пока этот конь не растопчет змею,
крещёным бояться не надо
цветущей сирени в воздушном бою –
в разрывах садовой ограды.
Нам спину прикроет родная урла,
опять мы работаем в связке.
Кагор из Массандры, Марктвейн из горла –
по сути, такая же сказка.
Мерцают планшеты десятой «виндой»,
заряжены доктором Вебом.
Разбавим вино ножевою водой –
закусим покойницким хлебом.
Канистра, как совесть мангуста, пуста,
и змеи вокруг из титана.
Свезёт провалиться в объятья креста –
терпи это счастье по плану
Опыт прочтения
О Главе № 17 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 20, 55, 125, 153, 169, 173, 206, 208, 268, 269, 270, 271,
272, 273, 349, 352, 353, 354, 357, 410, 429, 541, 560, 564, 587, 597, 611, 635, 637, 642, 651–652.
Отзыв №1
Александра, Челябинск, 27 лет
Опыт прочтения. Книга «Русская поэтическая речь» Алексей Остудин глава 17
После прочтения стихотворения Алексея Остудина «Апрельский фарш» остается немного тяжелое, неспокойное послевкусие, посудите сами:
Мандарины в коме, в панике хурма,
чернослив, как ноготь от ушиба.
Но в целом от главы веет позитивом, что заряжает читателя хорошим настроением и верой в светлое будущее.
Особенно успокаивает последнее стихотворение «Версоюз», отражающее то, что «все идет по плану» так, как должно идти.
Понравилось настроение стихотворения «день Сырка». Весьма аппетитное стихотворение. Побуждающее читателя пойти на кухню, спокойно позавтракать и смело начинать новый день.
Закончить этот простой, неглубокий отзыв можно эпиграфом, с которого началась глава:
Поэт всегда начинается с понимания, что ему нечего сказать. Вопрос: захочет ли он скрыть это или сделает содержанием текста?
____________________________
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».
