Сергей Ивкин, поэт, художник, культуртрегер. 6 поэтических книг. Автор Уральской поэтической школы. Живет в Екатеринбурге.
http://mv74.ru/upsh/sergej-ivkin.html

ГЛАВА № 35

Рассчитывать в творчестве на мастерство – всё равно, что полагаться в постели на чувство юмора.

* * *
Сестра листала дальние сады
глухого трансформаторного гула
и плёнку натяжения воды
за складкой складку к берегу тянула;
приподымая невесомый ком
ладонями из оловянной бронзы
по-галочьи исследовала в нём
перетеканье медленного солнца.

Сестра кружилась, как веретено
в десятке рук ткачих неразличимых,
и жизнь её – прозрачное пшено –
летела в ноги пафосным мужчинам;
готовила она по четвергам
в копчёной алхимической реторте
на спиртовой горелке птичий гам,
по запаху собрав его аккорды.

Сегодня я впервые прочитал
на пузырьках кривые этикетки:
«Ef̱tychía», «Das Glük», «Felicità»,
на неизвестных языках пометки.
Привязанностей чёрный виноград,
воспоминаний стёртые скрижали…
И, если мне позволят выбирать,
пусть именно живут и уезжают…

 

* * *
Химеры, что снисходят по ночам
для гематом на сорванных плечах,
скользят пупком или причинным местом
по скатерти дымящегося сна,
готовятся из памяти изъять
мелодию, как личный ключ от бездны.
Всего лишь восемь нот, но на седьмой
звенит такой невыносимый зной,
что плоть покорно оголяет кости.
А если на октаву повышать –
нас изувечит ледяная ржа:
её следы видны на каждой гостье.
Очерченные сумраком глаза
мне боязно в ответ на йод слизать
и обнаружить гладкую болванку.
Зеркальным лаком свет по ноготкам,
не позволяют вызреть кулакам
четвёртые и пятые фаланги.

 

* * *
1
Жизнь моя – болящая глина
под рукой Луи-Фердинанда Селина:

доктору омерзительны пациенты,
доктор сам помышляет, как склеить ласты,
смерть выдаётся в кредит под проценты
и остаётся вечным балластом,

потому что, пока по кредиту должен,
у тебя есть работа – ангел тебя пристроит к текущей службе,
иначе не доктор, а добрый Барон Суббота
поднимет тебя по дружбе.

2
Счастье быть шизофреником: личности отпадают,
воспоминания перемешаны, галактики разбежались,
бывшие близкие больше на нас не гадают,
мы у любимых не вымогаем жалость,

а вызываем на речь маленьких и согбенных,
бешеных и спокойных, строгих и придурковатых.
Счастье моей головы – nota bene! –
то, что она отрезана и обложена ватой.

 

Яблони цветут

Они проснулись в комнате без слёз,
очищенной от шелухи обиды,
за окнами лежал зелёный плёс
и цвиркали на ветках геспериды,

её почти прозрачная рука
проваливалась сквозь его урчанье
в цепные бытовые облака,
такие неуклюжие в начале

сезона выпускания пыльцы,
когда весь мир вместим в конкретный угол –
признавшие друг друга близнецы
на папиллярных линиях испуга.

 

Разговор Вийона со своей совестью

Несбывшейся любовницы слова
отравлены, не доверяй улыбке.
Сам утверждал: любовь всегда права –
и целовал обгрызенные цыпки
не на её руках, не для неё
ты совершал пустое и смешное.
Не говори с чиновницей, Вийон,
чтоб смерть не стала за слова ценою.

Отвергнутой не стоит объяснять,
как солнечные зайчики сомнений
запрыгивали утром на кровать
в разгар взаимной откровенной лени,
как ветер обжигал твою гортань,
поскольку имя непроизносимо.
Не говори с могильщицей, бунтарь,
в ночном саду под старою осиной.

 

Песня о Родине

1
Что я знаю об Энди Уорхоле?

Энди Уорхол – гений!
Энди Уорхол подарил Джиму Мориссону
телефон, по которому
можно позвонить Господу Богу.
Энди Уорхол сделал белую сучку Мэрилин Монро –
цветной.

Что я знаю о Хэльмуте Ньютоне?

На его фотографиях женщины выглядят так, словно
маструбировали всю ночь.
По его фотографиям видишь, что Джим Мориссон
дозвонился Господу Богу.
Гламур Хэльмута отымел пинап Мэрилин.

Что я знаю о Мэрилин?

Стоило надеть ковбойскую шляпу, и ты –
западная культура.
«Воистину, куришь американские сигареты –
скажут, что продал Родину», –
произнёс Шеленберг
в романе Юлиана Семёнова
«Семнадцать мгновений весны».

2
В этом баре никто не фыр-фыр на родном.
Заголовок газеты – и тот нечитаем.

Даже зеркало пристально щурит глаза.
Никому в простоте ничего не сказать.

Открываю свой рыбий (разорванный?) рот,
сквозь растянутый свитер топорщатся жабры.
Я и эти у стойки – единый народ.

На ладони монеты. На них
ничего не купить
на двоих.

 

Гостья

Ты приедешь за смертью, за новыми смыслами, за
одиночеством в паре, которое лучше сплошного.
Эта краска, как пьяное войско, твои покидает глаза,
чтоб вернуться поверх непросохшего ужаса снова.

Ты приедешь дышать не со мной и любить не меня,
потому что влюблённого трогать – табу костяное.
Но приедешь ко мне, чтобы в городе этом обнять
можно было кого-нибудь, не говорить со стеною.

Чем роднее душа, тем сложнее ей руку подать,
тем страшней говорить о простых и приятных минутах;
и глубокий ландшафт заполняет густая вода,
закрываешь глаза, не желая заглядывать внутрь.

Много проще с идущими вскользь, проходящими вкривь:
под колёса «КамАЗа» летят и летят легковые.
И голодное сердце к любви своей катит Сизиф,
повторяя молитву: «Впервые, всегда как впервые».

 

* * *
Новая жизнь на глазах обретает форму:
вот сочленяются кости, плетутся связки,
мышечной массе можно поставить фору –
цельное тело готово к любви и пляске.

Не продавал ничего: красоту момента
я удержать не боюсь. Мне светло и больно
от невозможности просто вернуть Сорренто:
прежние улочки, кладбище с колокольней.

Столько энергии, что зажимаешь уши.
Ты не готов, а на сборы не больше часа.
Новые рыбы ползут и ползут на сушу:
Тот, кто в ответе, предпочитает мясо.

 

* * *
Сама себе свирель,
держа ладонь на горле,

застыла у дверей
не так чтоб очень гордо.

Мелодия стыда
и гнева в одночасье.

Живёшь не навсегда.
А всё равно для счастья.

Опыт прочтения

О Главе № 35 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 54, 80, 170, 174, 205, 207, 352, 358, 368, 411, 429, 530,
560, 589, 597, 598, 611, 635, 637, 642.

Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».