ГЛАВА № 98

Не всё в этой жизни имеет практический смысл, хотя смысл имеет в этой жизни практически всех.

С нёба на нёбо

я расстраиваюсь, когда что-то случается
например, погибает много людей
и день оказывается испорчен
уже не повеселишься
остроумная шутка черствеет втуне
но можно нежиться под лучами солнца
можно поужинать в подземной столовой
можно сказать, что продолжаешь быть собой и за них
занимаясь чем-то простым, чем-то, что у вас точно было общего
можно подняться, споткнувшись на улице
я расстраиваюсь, когда в моей жизни не происходит ничего

Поздняя осень согласна… (Оммаж кругу)

Поздняя осень согласна
и на золотые купола.

Жаль, что в городе мало пагод.
Жаль, что в городе мало фриков.
Жаль, что в городе мало света.

Лету больше нравятся серые
в Молодёжном парке:
или чёрные, вот как был на Кооперативной.

Лету жаль, что попы любят золото.

А ночи –
что все наши жалости сиюминутны.

* * *
Девушка с червоточинкой
безопасней: ей уже есть осьмнадцать.
Женщина с оспинами или щербинкой на зубе
отзывчивей и благодарней.
Я инвалид
третьей группы – фигня, но отличный малый.
И все мы знаем,
зачем Венере сломали ноги и, кажется, даже руки…

Что с нами будет,
где ими выше взлетят, чем прежде?
Эти стигматы, родинки, швы и шрамы –
что они значат, кроме:
«Нечистые лучше чистых
в царствие божье войдут через первую дверь в троллейбус»?
Кто совершенен, тот пусть подумает дважды,
и пенсионный предъявит в развёрнутом виде.

* * *
Братья портфель и картофель редко менялись ролями,
но всегда были рядом: то клубенёк у бухгалтера за отчёт завалится,
то агрономий кейс едет, грязнясь, в кузове грузовика.
Хорошо быть братьями не по крови, не в силу чьих-либо интересов,
а по зову судьбы, складу характера или просто в глазах людей,
фалафель ты, трюфель или геронтофил.

Произвольное, но кроткое любовное замыкание

– Ему так нравился балет.
– В Советском Союзе не было порноканалов.
– В Советском Союзе не было домашних компьютеров.
– Ему так нравились оперетты.
– Имре Кальмана: «Сильва» и «Мистер Икс» – больше «Сильва», пожалуй.
– Его жена была психически больна.
– Он был прекрасным специалистом, главным механиком.
– Умел слушать механизмы, людей (или просто не спешил говорить).
– Каждую субботу играл в преферанс с друзьями.
– Один певец, великан, другой агроном, бобыль.
– Третий тих, не имел примет, кроме пиджака, закидывал на
лысину волосы, как двадцать восемь процентов инженеров-
технологов его возраста, тоже весьма неприметного.
– Мне не то чтобы их не хватает.
– Александр Дмитриевич, например, был жуткий антисемит, а я этого не люблю.
– И когда сказал, что не люблю, он предположил, что я «влюбился в жидовочку».
– В своей жизни он любил одного еврея,
лейтенанта-волейболиста, с которым познакомился в армии.
– Мне не то чтобы их не хватает…
– …но хотелось бы, чтобы они.
– Жаль, колёсико неба не крутится для них больше.
– А оно не крутится, но счастливей верить, что крутится.
– Фуэте, фуэте!

Зависть к нарциссам и их пожелтевшим листьям

не пришествие а пиршествие
фестиваль александрович уличной еды
стабильная перистальтика сумерек
если понимать под ними усреднение ночи и дня и ночи
кафе веранд и крыш под открытым небом
по которому взгляд скользит оцарапанной вилкой тарелки
отражай, возражая! и отчества мерцают солнцами
интегрированные по, предположим, году
закажи какао девочке вере дайсон

Практикуя свободные подношения

Грустные люди играют весёлую музыку,
выдувая-стуча её перед собой,
ни собою, ни ей не любуясь.

Перед тем как уплыть (потоком
машин или вверх: музыка –
тёплый воздух), она смотрит вокруг

и не видит, чтобы ей были рады.
(Но никто не теряет надежды*,
никогда не теряет надежды.)
_____________________
* Разумеется, несложно потерять надежду на что-то конкретное, но автор
считает, что потерять всё человек, пока он человек, не может.

* * *
За стенкой спит человек.
Человек храпит тихонько.
Человек приехал отдыхать.
Человек отдыхает.
За тонкой фанерной стенкой,
обшитой снаружи вагонкой.
По фасаду человек утеплён
слоем нереальной ваты.
За стенкой спит человек.
Он выпил минеральной воды
и много чего ещё
и присвистывает тихонько.
А за стенкой не спит человек.
Он приехал устать, он пишет
стихотворение «О человеке за стенкой».
Человек обшит по фасаду
выдохнутыми секундами
и входящими сообщениями.
За стенкой спит человек.
Он взял напрокат день лета.
Он стареет, ветшает, уходит…

* * *
Великие актрисы прошлого
(в котором мы тоже живём),
постарев,
переставали показываться на публике.
Прятались в имениях и дворцах.
Самое большее, чего от них можно было дождаться, –
аудиоблагодарности жюри и народу
по случаю присуждения какой-нибудь prize of honour.
Что если не старели они, но менялись
наши фильтры божественной красоты?
И в уединении цветёт по-прежнему
та, в кого был влюблён ребёнком ваш папа?
Эта яблоня в чьём-то саду – она ещё плодоносит?

* * *
Школьницы понесли свои груди на спортплощадку, где потные
ангелы играют в футбол (и души, обязательно души).
Теплоцентраль отдыхает под паром, она космонавт и почти бесконечный.
Трудно определить назначение череды разномерных зданий,
вряд ли они череда, не уверен, что совокупность.
Зелены перископы картофельных субмарин (подвалов),
но, не хвалясь аккуратной ленцой, неспешно заходит и зреет светлоплодное солнце.

* * *
Он чувствует себя собакой на остановке.
Той ничего не надо, её не оставил хозяин, хозяина не было, она никуда не едет,
но соучаствует в жизни народных масс.
Она чувствует себя на остановке самодельным плакатом,
наклеенным криво, но щедро, – частию палимпсеста
будущей, т. е. в будущем – прошлой.
Плакат функционален, но не оригинален. На музыкальный вечер
придут человек двенадцать, и он состоится,
даже не состоявшись: ещё бесконечней.
Ты чувствуешь себя музыкой из ненастроенного, вполне
подходящего случаю инструмента,
каналом в бетонных плитах между остановкой и домом культуры,
облачком, в нём отразившимся; тихо квакнувшей о главном
лягушкой; шарканьем ног прохожих,
никому не дозволенным, но извинительным, замещающим что-то важное сантиментом.

* * *
(когда-то да, когда-то нет,
когда-то никогда
<струится> <никакой не свет>
<и капает не вода>
<я филлер> я иду ко дну
<а я печаль я не тону>
и если сам себя стишок
то стыдно быть стишком
и если кончится смешком
то хоть не начинай смешком
но я и не начну
но я и не начну)
* * *
Когда наступит Апокалипсис,
на трубе в городе Смеле
будут играть не ангелы,
а мой дядя.
В пятидесятых
он уже играл там в оркестре.

Участвовал в факельных шествиях
(когда придёт Апокалипсис, возможно, устроят ещё одно).
Был коммунистом,
изучал магнетизм,
держал пчёл

и маленькую часть мира в своих руках.
Потом отпустил.

И теперь
иногда
в городе Смела
по утрам
можно услышать трубу –
почти ниоткуда –
и удивлённо крутить головой.
Или прохладной ночью
на берегу
увидеть мерцание тёплых огней.

Опыт прочтения

О Главе № 98 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 35, 80, 139, 171, 354, 356, 357, 376, 416, 642, 664.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».