Опубликовано в журнале:
«Дети Ра» 2016, №7(141)
Эмиль Сокольский
Дмитрий Рябоконь, «Русская песня»
Екатеринбург — Москва, «Кабинетный ученый», 2014
Имя Рябоконя я (как многие) узнал благодаря биографии Бориса Рыжего, с которым Рябоконь был хорошо знаком. Ничего не поделаешь, об этом нужно сказать: факт моей «читательской» биографии! С уходом из жизни Рыжего и его друзья-приятели как-то переместились в моем сознании в разряд легендарных личностей. И вот — книга Дмитрия Рябоконя. Насколько она стоящая?
Мои сомнения улеглись при чтении первого же стихотворения. Сразу проявились культура письма, техническое мастерство, умение пользоваться единственно необходимым словом, легкий, какой-то «свойский» юмор с явным уклоном в балагурство. В общем, мне открылся поэт живой и, как я предполагаю, избежавший периода ученичества (отсюда — свобода письма и предельная раскованность). И — преданный поэтическому слову («В нем кровь моя. Мое сердцебиение», — так он говорит о собственном стихотворении, листок с которым держит в руках), — недаром в книге встречаются интонационные отсылки к русской лирике XIX века (к слову: у Рябоконя каждая строка начинается с большой буквы, что было в поэзии того времени обязательным) и даже отсылки к старым песням («Пусть счастье не дается дешево —/ Я не ищу себе иного», вторая строка — из утёсовской «Лунной рапсодии»; «Гаснет в тесной буржуйке огонь» — это «В землянке», — наша фронтовая классика). Есть и трогательные христианские мотивы, и любовная лирика, вот как пример — стихотворение-мольба:
Обожаю тебя от макушки до пят,
Но, поверь, если что-то я сделал не так,
Не топи меня больше, как топят котят,
В одиночестве, переходящем во мрак.
Ты пойми то, что я — это все-таки ты,
Но и ты, соответственно, все-таки я,
И твои, наилучшие в мире, черты
Проступают во мне сквозь тоску бытия.
Но есть у книги и вторая сторона. Да, понятно, что поэт вправе, если это для него органично, надеть на себя маску запойного алкоголика и завзятого распутника. Но все ли стихотворения следует помещать в итоговый сборник? Ну хорошо, не вижу ничего отталкивающего в строках «Я люблю здесь бухать и курить…», бывают даже весьма утешительные стихотворения, объясняющие доходчиво, почему пьяному человеку трудно держаться на ногах:
Человек, не державший в руке
Ничего тяжелей стакана,
Тот, который в крутое пике
Регулярно уходит спьяну,
Иногда на плечах Небосвод,
Звездный купол огромный держит,
Подменяя титана. За год
Где-то раз двадцать пять. Не реже.
Однако некоторые стихи уместней читать в кругу мужской подвыпившей компании, вышедшей покурить. От слов «Одни педерасты, одни педерасты» (о просмотре передачи на религиозную тему), от признания в том, что «клеить бабье неохота,/ Словно стирать носки») автор легко переходит к рассказу о том, как он пришел в литературный клуб, где «барышни до палки падки» и… нет, дальше я не в силах цитировать, поскольку даже в моем отзыве, который, я понимаю, увидят немногие, эти откровения с демонстрацией «материально-телесного низа», слышанные мной еще в тринадцати-четырнадцатилетнем возрасте, воспроизводить неприятно. Я понимаю так: если в поэте происходит борьба света и тьмы, то написанное в затмении не обязательно сохранять для истории. Отечественную литературу это не украсит. Впрочем — еще одно стихотворение Дмитрия Рябоконя — именно об этом:
— Как живется в загробных мирах? —
Я спросил у загадочной кошки.
— Да почти что как в наших краях,
Но отличья мешают немножко.
— В чем же разница заключена
Тех миров от знакомой всем яви? —
И мяукнула тихо она:
Нет возможностей что-то исправить.
http://magazines.russ.ru/ra/2016/7/prochitannye-knigi-pr.html
