Палимпсест
1.
Средь соборов, Кронштадтов, фонтанов и Петродворцов,
Средь Волшебной страны, иже выдумал Лаймен Фрэнк Баум,
Скорый поезд, неслышно скользивший в Ораниенбаум,
Вдруг застыл на платформе Ля Старый дер Санкт-Петергофф.
Я сошел впотаях, не имея в руках ничего, –
Мой трёхместный багаж был соседом плацкартным украден,
Я оставил намеренье следовать в Вюртемберг-Баден,
Студиозус, школяр, в просторечии – «интеллиго».
Сколь нелепство створяху, воистину дикую блажь! –
Не бесстыдно ли ждать у безлюдной гостиницы чуда?
Но в ночах петергофских есть скрытый от глаз авантаж –
В них предаться несложно соблазну ментального блуда.
За незрячим стеклом! Ты же там! Где тебе еще быть?
В сновиденьях своих ты всегда в этой комнате плачешь!
С кем бы ты ни спала – ты не можешь, не хочешь иначе,
Ту апрельскую ночь ты уже не сумеешь забыть!
Кто, скажи, так вопьёт твоих пальцев звенящую дрожь?
Может, пьяный эсквайр? Или ласточка, тень Мандельштама,
Что твою не похитила Соль-Вычегодскую брошь,
Ту, что к платью тебе приколол принц Ситтхартх Гаутама?
Я тебя не прощу – не надейся, не плачь, не молись,–
Не гордись предо мной своей финно-угорскою кровью, –
За тебя, бесноватый, не вступится Рейнеке-Лис,
Я уже словно смерть, подошёл к твоему изголовью…
2.
Что за причудливый звон к нам долетел ниоткуда?
Что за мятежный удар старинное зданье потряс?
Это свалилось с буфета китайское хрупкое блюдо,
Это взорвался в подвале ржавый германский фугас.
Барышень мятые щёки, потные ноздри кухарок,
Кипенью бурой слюны оторочен девический рот.
Сколь нездорово бледны торсы нагих санитарок!
Взрезан осколком стальным вкусный рождественский торт.
Скоро покроет пейзаж липкий линолеум лунный,
Скоро пройдут по нему сонмища сонных машин.
Снова прибудут к волхвам полчища сумрачных гуннов,
Снова хозяйка возьмёт в руки тяжелый кувшин.
3.
Нет, в этом городе почтамтов и больниц,
Лишённом музыки полуночных курзалов,
Вечерних платьев, флёр-д’оранжевых девиц,
Премьеры оперы «Паяц» Леонкавалло,
Цветных фальшьфейеров, порфировых зарниц,
Забытом временем, губернией и Богом,
Нет, в этом городе далёком от столиц,
Предпочитающем акафисты эклогам
И тщетно жаждущем… Но полно, я слаба
В слаганье вычурных славянских предложений.
Надеюсь, петербургский наш роман
Не обретёт провинциальных продолжений?!..
Довольно, кончено! Забудь мой телефон,
С надеждой тщетной не гляди в почтовый ящик!
Я – Галатея, ты – не мой Пигмалион.
Стучи – отверзется, ищи – но не обрящешь!
4.
Ещё не поздно снять декалькомани…
О. Мандельштам
Ещё не поздно снять декалькомани,
Мизинец окунув в слезу дождя,
Который снова зарядил на две недели
(Уж так положено, уж так тому и быть).
Но все декалькомани много лет
Хранятся в краеведческом музее –
В запаснике, где их не видел даже
Сегодняшний директор учрежденья
И о которых знаю только я.
Я здесь работал двадцать лет назад
Сотрудником научным – по купцам
Четвёртой гильдии, которых прежде масса
Была у нас. А нынче – разбрелись:
Кто в Карабах подался – помидоры
Выращивать, кто просто лёг на дно
И там, на дне, считает миллионы:
Довольно ль, чтоб уехать в Магдебург?
5.
Насморк неба: сопли свыше
хлещут людям на чело.
Люди прячутся под крыши
и вздыхают тяжело.
В сенях липовых хлопочет
Дядя в грязных сапогах.
Рукомойником грохочет,
Отирая потный пах.
Перст воздевши, старец древний
Прерывает разговор.
Юбку сняв, хозяйка дремлет,
Услаждая старца взор…
Бес небес, Дажьбог нерусский
Оземь бьёт свою соплю.
Ловко сняв с хозяйки блузку,
Плотский грех я с ней делю.
19 июня 1995 года
6.
В сенях ещё мороз, но самовар кипит,
По кружкам разлита душистая заварка,
Снимает свой тулуп подвыпивший пиит,
Рябиновый отвар цедит ему кухарка.
Тулуп летит на печь – «Извольте почивать!» –
Купеческая дочь понёву совлекает…
Предчувствием томит прохладная кровать,
За ставнями пурга уныло завывает…
13 ноября 1995 года
7
Янтарная, как древняя смола,
Ты предо мной в истерике каталась,
Во мне твоя невинность отражалась,
Как в зеркале ружейного ствола.
Гормонами набитая девица,
Не знавшая замужества вдова, –
Ты жаждала с девичеством проститься,
Как жаждет быть подкошенной трава.
Но так уж всё нелепо получилось, –
Пока ты стойко честь свою блюла, –
Твоя невинность инеем покрылась
И ржавчиною гордость поросла.
О как же ты пленительна была,
Когда мне неумело отдавалась,
Твоя невинность хрупко преломлялась,
Как ваза из богемского стекла…
8.
– Мне пора уже, скоро стемнеет,
Надо сына из садика… Нет!
Я прошу тебя, только не шею
И не плечи! Открой кабинет!
Я прошу, не ласкай мне запястья,
Ты же знаешь, что я… Отпусти!
Дай мне зонт – за порогом ненастье…
До свиданья, любимый… Прости…
21 сентября 1995 года
9.
Листвою сыплет старый сквер,
Где скверных много трав и вер,
Где вереск северный средь трав,
Где верткий ветер средь дубрав…
Оставь в потасканном таксо
Демимондентские ухватки –
Здесь не дацан – впадать в самадхи,
Вращая кармы колесо.
Фианкеттированный слон
Опять уйдёт бродить спросонок,
И будет непривычно тонок
Его утробный баритон.
10.
А крах хронотопа тревожен вдвойне:
На смену post festum придёт ante bellum,
И тьма метанойи в гражданской войне
Прольётся Dasein’ом прозрачным и белым
Аксёнов Сергей. Палимпсест // Sign-n-Sein. Русский альманах. Выпуск первый. / Главный редактор – Сергей Борисов – Тверь: «Фамилия», 1996 – С. 25–26.
Sign-n-Sein. Русский альманах. Выпуск первый. / Главный редактор – Сергей Борисов – Тверь: «Фамилия», 1996 – 29 с. [формат А4]
ISBN 5-88662-005-2
Тираж 500 экз.
Отпечатано в Шадринской типографии ПО «Исеть».
[Под псевдонимом Сергей Аксёнов опубликованы стихи Сергея Борисова.
Аксёнова – девичья фамилия матери С.Б. Борисова]
