Летом 2014 года город Тольятти посетил «литературный автопробег» ГУЛ, авторами которого стали Виталий Кальпиди и Марина Волкова. ГУЛ – галерея уральской литературы, проект уральского поэта и культуртрегера Виталия Кальпиди. Идея данного проекта родилась в марте этого года. Поэт Виталий Кальпиди и Марина Волкова, издатель и идеолог продвижения, решили проехать по семи городам России, чтобы познакомить любителей литературы с современными уральскими авторами. Уфа, Языково, Пермь, Чебоксары, Йошкар-Ола, Киров и Тольятти – такой маршрут они наметили. Уральский поэт привез к нам в город книги авторов, с которыми он работает и дружит. В течение двух дней поэт проводил свои лекции и презентации в библиотеках и вузах Тольятти. На встречах со зрителями и коллегами-литераторами Виталий Кальпиди рассказывал о том, как создаются книги, о работе с авторами, а самым важным стал разговор о месте поэзии в нашей жизни. Практически после каждой встречи поэту задавали вопросы, интересные и не очень, витиеватые и простодушные. Всего за два дня пребывания автопробега ГУЛ в Тольятти поэту Виталию Кальпиди было задано около 60-ти вопросов. Самые интересные из них мы собрали в своеобразное «интервью». Оно перед Вами.

Сергей Сумин

 

 – Виталий Олегович, первый вопрос, что нужно делать, если мы хотим изменить литературную, культурную ситуацию в родном городе?

 – Прежде всего, нужно очертить периметр собственной независимости. Никто не даст нам денег на нашу свободу. Нужно потратить часть жизни на то, чтобы создать свое пространство свободы от дурных людей (главными персонажами которых зачастую являемся мы сами) и подлых обстоятельств. Это относится ко всем – поэтам, художникам, культуртрегерам!! Создай площадку, создал – работай, действуй!! Потому что культура – не какой-то процесс, в который можно войти. Культура в провинции отличается от «подиумных» культур, какими являются Москва, Питер, Нью-Йорк, Париж… В отличие от этих культур, провинциальная культура – это то, что делает конкретная группа людей в конкретном месте. Плюс то, что она не делает. В сумме это и есть  культура конкретного места. Задача провинциальной культурной стратегии – это создание точки невозврата, т.е. культурной планки, ниже которой нельзя упасть. Есть эта планка – есть культура. А нет этой планки – любые локальные (пусть даже поднебесные) достижения – не существенны.

 – Можно уточнить – это в любом городе так?

 – Разумеется. И результат тут не определяющий. Тут важна попытка. Культура (и это надо помнить) – не результативна, а процессуальна. И если попытка будет длительной, то мы не можем не впасть в культуротворческое пике. А длительное пике – это уже полёт. Ведь, по сути, все просто: если нам с вами в конкретном городе, ну, например, в Тольятти, скучно жить, мы должны создать инфраструктуру, которая нас будет устраивать. Мы будем создавать (а не устраивать) акции, где нам будет любопытно бывать, мы будем общаться с дерзкими людьми, мы будем приглашать талантливых ярких личностей. У меня только есть технический (стратегический) совет: необходимо искать соратников в других, близлежащих, городах, иначе все закиснет. Нужно, как минимум выстроить треугольник. С точки зрения эстафеты культурных инициатив – это минимально необходимая фигура. Мы это апробировали на Урале.

 – Ваша энциклопедия Уральской поэтической школы об этом? Ее можно использовать как пособие?

– Безусловно. В этой энциклопедии прописаны все сценарии…. Бери любой – пробуй – они работают.. Впрочем, тут есть одна деталь: город должен выделить/выдавить (как пот) из себя людей, которых обзывают культуртрегерами. Пусть их будет немного – 2 или 3, главное, чтобы не один. Культуртрегеры – это деятели, кто организует процесс, или в крайнем случае его видимость, что само по себе тоже более чем небесполезно. Культуртрегер – это не менеджер, не продюсер, не спонсор. Это частный человек, который на безвозмездной основе занимается тем, чем должна заниматься антропологическая реальность – формировать, созидать, контролировать, сохранять. Но дело в том, что сама реальность способна только разрушать и предавать забвению – так проявляется ее инстинкт самосохранения, ибо всё человеческое ей чуждо. Культуртрегеры противостоят реальности. Их противостояние отнюдь не героично, а рутинно и в длительной перспективе – не эффективно. Тем не менее, на короткий шаг, пока длится их деятельность, удается не дать унынию одержать абсолютный верх внутри художественной среды. А поскольку уныние – один из смертных грехов, то вышеописанное положение вещей приобретает масштаб грандиозный. Культуртрегер – это особая профессия. Культуртрегер – это созидатель пространств; человек, имеющий свою стратегию, свою тактику, как культуротворческую, так и экономическую. Культуртрегер не зарабатывает, а тратит. Вот три правила эффективного культуртрегерства:

– очень хотеть сделать что-то в культуре;

– не пытаться на этом заработать;

– потратить на это часть жизни (не времени, а именно жизни).

Культуртрегерство – это длительный процесс. Вне длительности он теряет хоть какой-то смысл: тут важна не высота полета, а его продолжительность. Культуртрегерская деятельность может называться таковой в полной мере, если длится не менее 5 (лучше 7) лет без заметных пауз. Как следствие, нарабатывается личный авторитет, который необходимо научиться конвертировать в создание команд единомышленников под конкретную задачу.

 – Виталий, а как Вы относитесь к премиям!? И еще определениям – поэт первого ряда, второго ряда?

 – В поэзии, как впрочем, и везде, никаких первых – вторых не бывает. Когда я открывая вашу книжку, вы для меня не первый, вы – единственный. Поэт, которого вы читаете – пускай на короткое время – именно единственный. ЕдинИца от ЕдИницы отличается не только ударением. Иерархия вообще-то бессмысленна. Я не говорю что ее нет, но это не отменяет ее бессмысленности. И совершенно очевидно, что весь институт литературных премий – вредная, постоянно стремящаяся к безобразию затея, которая длится примерно два последних столетия. Берущая свое начало в подачках богатеев своим придворным поэтам, живописцам, музыкантам, премиальная система перешла в стадию якобы мотивированных денежных подарков от государства (республик, краев, областей, районов, микрорайонов) или аффилированных с ними бизнес-структур. В какой пропорции нынче частные деньги совокупляются с бюджетными внутри этого бардака совершенно не ясно, зато совершенно ясно, что ничего, кроме духовного разрушения, такая практика поощрений принести не может в принципе.

 – Какова задача поэта? Что он делает, создавая очередное стихотворение?

– Говорят – поэт владеет словом… Разумеется, это фигура речи. Чаще поэзия получается, когда слово владеет поэтом, что, впрочем, тоже фигура речи. Уверен, судьба поэта – это создание новых смыслов. Смыслов в окружающей нас жизни, – мало, может быть, два-три-четыре! И практически все они людоедские. Художники, поэты в частности, нужны, чтобы искоренять культурологию «пищевых цепочек». Гениальность создает эти смысла. Таланты делают из них поэзию, то есть доводят до состояния блистательной банальности. Поскольку сама гениальность в пищу не употребима. Она – изжога высокого вкуса. Гениальность враждебна таланту. И наоборот. Но эта вражда плодотворна. Впрочем, последнее утверждение не выглядит убедительным. Что же касается стихотворений… М.б. самое главное, что следует знать, так это то, что любое стихотворение – это несовершенный поступок. Прекрасные стихи – это прекрасная трусость, созданная для чтения теми, кто собирается стать прекрасными трусами. Но бояться совершить убийство – это не только трусость, но и борьба с инстинктом самосохранения. Именно снижения его значимости выделяет внутри нас пространство для души.

 – Как Вы думаете, есть ли разделение на обычных людей и художников? А обычным людям и художникам от жизни нужно разное? В чем нуждается человек по максимуму?

  – Людям вообще и художнику в частности нужно от других, по сути, только две вещи – сочувствие и нежность. Любовь – это изобретение ангелов, а вот нежность – это ноу-хау человека. Нежность это более устойчивое чувство, более богатое, более пластичное, чем варварское чувство любви. Оно действительно варварское. В любви нельзя быть меньше любви, ведь мы больше самих себя и быть рабом своей свободы тоже нужно уметь. Любовь – это, говорят, Бог. Бог – он ревнивец. Если мы его не любим, он очень ревнует. Нежность – это абсолютно открытая система, у нежности нет соперников. Там нет соревнований, там другой человек нужен не для того, чтобы у него взять, а чтобы ему дать. Это энергия, которую мы можем вырабатывать постоянно. Мы любовь не вырабатываем. Любовь – вырабатывает нас. Мы для нее – топливо. А нежность – это нормальный человеческий процесс. Нежным быть можно, но если вы скажете, что нежным быть нужно, считайте, нежность ушла!!

 – Нужно ли писать много текстов? Что важнее – качество стихов или количество?

– Ну, знаете, писать в целом нужно… И много, и качественно. Конечно, нужен объем. Гениальных текстов должно быть 6, полугениальных – 12, остальные – талантливые. Важно количество качественных текстов. И вот, когда у Вас есть определенный набор текстов, вы начинаете влиять на культурную ситуацию. Тогда уже не культура влияет на художника, а он на нее.

– Скажите, Виталий Олегович, а как научить людей понимать поэтические тексты? Есть ведь механизм понимания… Его необходимо запускать….

– А вы думаете надо? Зачем? Люди разные… Вот для Вас, например, понимание – процесс увлекательный… Он Вам нравится. А есть люди, которые ничего понимать не хотят. Есть потолок. Есть предел. И ничего тут не сделаешь… Какой-то человек испытывает восторг от того, что написал «Авиньонских девиц», а другой точно такой же восторг будет испытывать от того, что приобрел ковер… Мне кажется, что на сегодняшний момент важнее поэтам научиться понимать людей, не понимающих поэтические тексты.

 – Возвращаясь к Тольятти, мы, например, видим, что на литературные мероприятия ходит мало людей, практически одни и те же… Может, дело в самих поэтах?

– Любое значимое явление – результат работы. Нужно создавать по крупицам пространство поэзии… Вы должны работать с музеями, с библиотеками, со зрителями!! Ну и к тому же важно терпимое сообщество авторов.  Первое – научите людей не ненавидеть других только за то, что они пишут не так, как Вы… В таком большом городе как Ваш, на такой огромной реке не может не быть больших поэтов. Работайте, ищите заинтересованных людей и талантливых авторов. Вдохновенный поиск цели порождает саму цель. И тут главное не израсходовать силы раньше, чем они израсходуют тебя.

– Скажите, а что вы думаете о нашем нынешнем мире, о нашей современной цивилизации?

 – Современная цивилизация – это цивилизация успеха. Успешные люди, успешный бизнес, успешные проекты. Литература, во всяком случае, настоящая литература – это всегда результат духовных поражений, и чем глобальнее эти поражения, эти разочарования и падения в ментальные пропасти – тем больше себестоимость продукта, который получается на выходе. Поэтому культура сегодня не совпадает с нынешним цивилизационным фрагментом. Более того – они враждебны. От этого не стоит падать в обморок, это надо принимать как реальность и выстраивать собственные сюжеты поведения.

 – Мне лично кажется, что поэзия сейчас движется по инерции… Поэты издают книги, их начинают продвигать, поэты получают премии, но читателей реальных мало, но может ли быть по-другому?

 – Знаете, мне кажется, что вот эта цепочка: поэт-книга-читатель – притянута за уши. Поэт – одно,  книга – случайность (поверьте, этот источник информации был заточен вовсе не под поэзию), а то, что появляется читатель – несуразность или чудо. Поэзия начинается тогда, когда она начинает менять самого поэта… Есть такой дар у некоторых людей – меняться в процессе творчества. Человек пишущий, ведь он что-то собирается сделать с собой? Скорей всего, он собирается стать ангелом. Поэзия – это вообще-то попытка создания ангельского языка. Эта мощная (в идеале) попытка пересоздать жизнь. Ведь иная речь создаст иную жизнь. Это же очевидно. Ну, а читатель кто тогда? В каждом человеке на подсознании записана программа изменения, желание стать ангелом… И читатель – он тоже этого хочет…. И вот, читая текст поэта, в котором заложен алгоритм этих изменения, он (читатель) вдруг чувствует – что-то происходит… Он квалифицирует это так: эти стихи мне нравятся. А почему нравятся? Потому что в человеке произошел контакт с этим алгоритмом изменения, и он стал чуть-чуть иным. Не поэт, а читатель – одно из последних чудес на Земле… Мне иногда кажется, что финишную ленточку поэзии разорвет не гениальный поэт, а идеальный читатель… Потому что, погружаясь в поэзию, он не перестает оставаться человеком, чего нельзя сказать о поэте. Очень хотелось бы, чтобы последняя часть фразы была неправдой, но она – правда…