Ирина Ермакова

Ирина Ермакова Ирина Александровна Ермакова родилась под Керчью в семье инженеров-мостовиков.

Окончила Московский институт инженеров транспорта по специальности «Мосты и тоннели» (1974). Двенадцать лет работала инженером-конструктором по проектированию мостовых сооружений. В конце 80-х вела литературную студию в ДК «Красный Октябрь». Член Союза писателей Москвы и русского ПЕН-центра, лауреат многочисленных литературных премий. Печатается в журналах «Арион», «Вестник Европы», «Дружба народов», «Знамя», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новый мир», «Октябрь», «Рубеж» и других изданиях. Стихи переведены на английский, арабский, болгарский, итальянский, каталонский, китайский, латышский, македонский, немецкий, польский, португальский, румынский, сербо-хорватский, французский и другие языки. Автор девяти книг стихов, в том числе «Улей» (2007) и «Седьмая» (2014), изданных в издательстве «Воймега». Живёт в Москве.

* * *

А еще наш сосед Гога из 102-й,
Гога-йога-бум, как дразнятся злые дети.
В год уронен был, бубумкнулся головой,
и теперь он – Йога, хоть больше похож на йети.

Абсолютно счастливый, как на работу с утра,
принимая парад подъезда в любую погоду,
он стоит в самом центре света, земли, двора
и глядит на дверь, привинченный взглядом к коду.

Генерал кнопок, полный крыза, дебил –
если код заклинит – всем отворяет двери,
потому что с года-урона всех полюбил,
улыбается всем вот так и, как дурик, верит.

И свободен в свои за сорок гонять с детьми,
и не терпит только, в спину когда камнями,
и рычит, аки дрель, тогда и стучит дверьми:
бум – и тут же хохочет, как сумасшедший, – с нами.

Бум – и мать Наталья тянет Йогу одна,
моет, поит в праздник, выводит в сорочке белой
и, жалея чадо, жалеет его как жена,
а куда ж деваться ночью – ясное дело.

А когда из окна обварили его кипятком,
стало видно во все концы света – в любые дали,
в ожидании скорой весь дом сбежался, весь дом,
битый час, кружа, жужжа и держа Наталью.

И когда, Господь, Ты опять соберешь всех нас,
а потом разберешь по винтику, мигу, слогу,
нам зачтется, может, юродивый этот час,
этот час избитый, пока мы любили Гогу.

* * *

на болоте на гати
на авось на рожон
на благом сопромате
разведенный затон

арматурой наружу
и спустя рукава
здесь текучую сушу
огибает Москва

свет звенит и лучится
в длинный дом налитой
по воздушной границе
меж водой и водой

и по бедам по дырам
по лакунам квартир
так с невидимым миром
сжился видимый мир

как служебное чудо
и неслышимый звук
что горит отовсюду
и прозрачен на слух

изо всех космогоний
в перегудах времен
так свободен в законе
лишь нагатинский звон