Поезда приходили из ниоткуда и уходили в никуда. Мне совсем мало лет, наверное, лет 5ть-6-ть. Со мною рядом отец. Он молодой, ему всего 36-ть, то есть он моложе меня, того какой я сейчас. Но это сейчас… А тогда…
Мы в окрестностях городка Усть-Катава. Мы сидим на солнечном склоне в окружении сосен и смотрим на железную дорогу. Мы приходим сюда каждый день и смотрим на поезда. Просто так.
Отец очень любит делать что-то просто так. Просто так лезть на скалу, просто так смотреть на воду, просто так бродить по городу.
Мы много городов исходили с отцом просто так. Я вспоминаю узенькие улочки старого Баку. Мы идем быстро-быстро, словно нам нужно успеть куда-то туда, куда-то за горизонт. Но нам никуда не нужно на самом-то деле и наш горизонт, очевидно, находится внутри нас.
Мы поднимаемся на грандиозную Девичью Башню и мы смотрим на горизонт Старого Баку.
Таких горизонтов было много. Старый Тбилиси, Старый Ереван с его пещерными храмами Гехард, с развалинами Храма Солнца «Гарни», с круглым основанием развалин храма «Звартноц». Я трогал руками эти древние и словно отполированные временем камни, я смотрелся в их зеркала и я словно видел там, в складках этих каменных морщин, лица людей, людей давно ушедших за горизонт, ушедших туда, куда мы с отцом так спешим.
А мы продолжаем идти. Мы идем по солнечному Севастополю, идем к морю, идем к памятнику затонувшим кораблям, идем к соленому ветру, идем к своему горизонту. Там, на берегу Севастопольской бухты я буду долго смотреть на горизонт, ловить этот дующий оттуда, с внутренней стороны моего универсума ветер, вспоминать теплые крымские скалы с отпечатками столь милых сердцу фосилий и нестерпимо стремиться дальше, туда, за горизонт, куда-то туда куда может привести нас только внутренняя сторона ветра.
Мне кажется, что поезда шли именно оттуда, с внутренней стороны. Мне кажется, что железная дорога чем-то похожа на ленту Мёбиуса, и поезда, до появления в поле моего зрения, движутся именно там, по внутренней стороне полотна, затем они ловко переворачиваются, пролетают передо мною, и вновь скрываются за горизонтом, переходя на другую сторону.
Поезда идут из ниоткуда и уходят в никуда. Мне 42. Отцу 72. Мы вновь в окружении солнечных сосен. Мы вновь на склоне холма. Урочище Ташингир. Мы приехали сюда на велосипедах. Поставили палатку на берегу тихой речушки с названием Биргильда, и теперь сидим на склоне древнего холма и смотрим на поезда.
Я вспоминаю себя маленьким, я вспоминаю это так отчетливо, что мне хочется взять отца за руку, прижаться щекою к его ладони, мне хочется прижаться к Отцу. Я не делаю этого, как-то оно… неудобно. Я просто молча смотрю на проходящие там, за рекою поезда.
— А помнишь, как мы с тобою смотрели поезда в Усть-Катаве? Отец нарушает молчание.
Я молча киваю головой, а в глазах появляются слезы. И комок в горле не дает мне произнести слова, самого главного слова. Я поднимаюсь, оставляю отца одного и иду на холм. Я стою на вершине холма и мне кажется, вот именно сейчас, именно в эту самую минуту мне кажется, что мы подошли с отцом к самому горизону, что горизонт этот у наших ног и нам осталось сделать только шаг. Один только шаг.
Урочище Ташингир.
Ташингир
Поезда идут в никуда,
Я с Отцом, и мне мало лет,
Впереди все мои года,
Позади меня только свет.
Я ещё един с ним лицом,
Ещё помню «Единый вкус»,
Поезда смотрю я с отцом,
Никуда не тороплюсь.
Грозный возглас локомотив,
Как Архангел, трубой издал,
И за ним стук колёс – мотив
Словно по сердцу пробежал.
А вокруг лишь холмы, река
Протянула средь них рукав.
Мы с отцом, как в руке рука,
Мы в урочище Усть-Катав.
Пробежало с тех пор сорок лет,
Поезда разлетелись вдрызг,
Я давно позабыл про свет,
Книгу света от корки грыз…
И вагоны меня несли
Из «отсюда» вполне «туда»,
И холмы все мои снесли,
Подравняла с землёй беда.
Но однажды я в стае птиц
Ощутил и своё крыло,
И движение велоспиц
На холмы меня привело.
Чистый берег, хрусталь реки,
За рекой поезда идут,
Мы с отцом стоим – две руки,
Поезда нас, как птицы, ждут.
Чтобы снова не знать себя,
«Ниоткуда и в никуда»
Поезда идут. Я тебя
Приглашаю со мной сюда.
В этом месте реки изгиб,
Над рекою высокий холм.
Если б я на пути погиб,
Я б, наверно, обрёл свой дом
В том урочище на земле,
В этой местности неземной,
По железной чтоб колее
Поезда бы шли предо мной;
И в вагонах бы свет горел,
Просочившись из окон в мир.
На холме б я на свет смотрел
Здесь, в урочище Ташингир.
(Июнь 2013г.)
Марина Волкова
24 июня 2013Спасибо, Алексей, за такой искренний, пронзительный текст. Здоровья Вам и Вашему отцу.