Лета Югай(Елена Фёдоровна Югай) — поэт. Родилась и живёт в Вологде. Выпускница Вологодского государственного педагогического университета и Литинститута им. А.М. Горького. Стихи публиковались в газетах «Литературная Россия», «Литературная газета», журналах «Новая Юность», «Дружба народов», «Дети Ра» и др. Автор нескольких поэтических книг. http://www.litkarta.ru/russia/vologda/persons/yugai-l/

ГЛАВА № 69

Человек, который очень быстро бегает, ещё при жизни способен вернуться в исходную точку своего путешествия, обнаружив именно там все чудеса мира.

* * *
Но всё имеет форму и число,
И форма не случайна, но свободна:
Тычинки, угол отраженья света,
И стрекозы витражное крыло,
И беспощадный социум подводный,
И время появления планеты,
И телескопа круглое стекло.

* * *
Всё было наполнено смыслом,
Словно летним дождём:
Розетки листьев манжетки,
Дом из ивовых прутьев.
И смысл проникал повсюду,
Меж лепестков пиона,
Смысл заполнял зазоры
Меж рукавом и рукой.
Семы падали с неба,
Ноты клавишам-листьям,
Делали всё тяжёлым,
Тревожным и неуютным,
Словно удар пиона,
Когда одного вы роста,
Словно бы гирьки яблок
В холодных мокрых руках.

* * *
Ду-душа
В стебле, полой трубке.
Воздух-дух
Делается слышим.
Полушар
Из цветочков хрупких.
Выдох-слух.
Дылда прочих выше.
В дудки дут.
Будних пчёл услада.
«Как зовут?» –
«Дягиль». – «Очень рада».

* * *
Камни поют – перекаты,
Кажется, льются ноты.
Ноги обув волною,
Бурной и мелкой пеной,
Ходишь по ним, похожий
На старика с клюкою –
Сгорбленный, но богатый
Переливаний звоном.

* * *
Вечер гаснет.
Небо глубже темнеет.
Веер газа –
Синеватый огонь.
Ветер, гавань
Издалека виднее.
Вечность, галка,
Гнездо под крышей, ладонь.
Вера – Вега –
Небесное постоянство.
Сверху тяга,
Куда бы ни забрели,
Цвета снега,
Связующего пространство,
Света нега
Падает до земли.

* * *
Дневная темнота леса
Не опасна. Как пёс
Не бросится понапрасну.
Он сильнее, но умный,
Положит лапы на плечи,
Оближет лицо,
Попросит погладить.

* * *
Дерево-дева держит
Весточку вверх на ветках.
Горнее сердце гонит
Соки из почвы в почки –
Лишь бы лицами листьев
Сонно смотреть на солнце,
Только б цветов ушами
Музыку мушью слушать.

* * *
Ты ничего не знаешь об этом мире.
Ты от него защищён лазоревой скорлупой,
Дощатым забором,
Полноцветной сиренью,
Крапивой-шипицей,
Мокрый беспёрый птенец.

Слизень-близень, ушко-улитка,
Выгляни за калитку.

Белый росток,
Расколи деревянный орешек.

Время приспело,
Яблоки налились,
Путники за оградой состарились.
Мир катится в пропасть, колёса скрежещут, искры летят.

* * *
Соседка выполола молодую здоровую лебеду.
Я её принесла и посадила у нас на грядке.
Посмеялись, но разрешили. В саду,
Где живёт ребёнок, странности происходят в штатном порядке.
Летом она разрослась огромным кустом,
Серебрила руки, по вечерам показывала небылицы.
«А в войну её ели …» – «Кто? Зачем?» – «Узнаешь потом.
Всё равно узнаешь, куда тебе торопиться».

* * *
Лет с семи работала: поле, дрова
И младшие все на ней.
Мир раскалывается на острова.
Между ними – море теней
Умиравших, забранных в лагеря,
Выработанных на заводах….
Ходила в школу три февраля да три января.
Мир требует перевода.
С пятнадцати лес валила, зима,
Всё себе застудила.
…Тени близких любящих пап и мам –
Не было, хоть и были.

Или вот: цветы в гранёной воде,
Журнал в переплёте
И малыш. А мама-начальник где?
Горит на работе:
В синем кителе переправляет лес,
Пока вода не упала.
…Тени разбиваются о волнорез.
Детства как не бывало.

И на этом смысле, собранном по сердцам
Продналогом, комбайном,
Вырастает страна чужого отца,
Непонятная, дальняя.
А приходят домой – словно дюны песка,
Пустота и порядок.
Может, где-то припрятано два колоска,
Стопка тонких тетрадок.

* * *
«Четвёртый этаж, двадцать седьмая палата.
До четырёх мама спит, подожди у входа».
У медсестры голос – орбит двойная мята;
Волосы – мёд, стоявший на случай четыре года.
Тогда я подумала, вот я и стала взрослой:
Тот, кто лежит в палате, он всё равно ребёнок.
Помню, как мне казалось, что все меня бросили
В чужой кровати среди холодных пелёнок.
Сестра ругалась, а потом вернула мне Барби.
Подала, как ножницы, – к себе тонкими ножками.
И я играла, что я злой пират с бакенбардами:
Повязка на глаз реальная, кинжал в руке понарошку.
….
А во что сейчас дети играют, ужас один!
Им никто не указ.
Да была бы Барби женщиной, она б не смогла родить,
Такой узкий таз.
А жвачки эти, химия, они вызывают рак.
А слова – разве это речь?
Насмотрелись кино, всех этих ненаших драк,
Как же их уберечь…
…
Приехали в Заборье – в пальто, на машине.
Мужик их увидел, и кулаком: «У! Менеджеры… чёртовы».
Они обрадовались: ну всё, перестройка победила,
Если в Заборье знают слово «менеджер»,
Мир изменился бесповоротно.
…
А там, среди всего этого барахла
Лежит – представь – самый настоящий кусочек смысла.
По ошибке, продавщица не разобрала,
Что действительно товар широкого потребления.
А он лежит себе, начищенный добела,
Переливается всеми цветами мысли,
Подходит ко всем домашним приспособлениям.

* * *
Все идут по домам, а у тебя дополнительные заданья.
День – молоко с кислинкой – сворачивается в вечер.
До темноты ты не покинешь здание:
Гаммы и повторенья, врастание в стул и вгрызанье в вечность.
Где-то имеем в виду родник журчащего пенья,
Небо полёта и абсолютного знанья.
Лестница вверх бесконечна, и ты на второй ступени.
Здесь камни, камни и молоток твоего внимания.

* * *
Девочка шьёт бальные платья серой фланели,
Крутится колесо, стучит иголка.
Пули летят через город, идут недели.
Город обложен со всех сторон, да всё без толку.

Каждое утро от мутного небосвода
Ждёт она ясности, ждёт победного марша.
Ей невдомёк, что город ушёл под воду
За неизвестные ей прегрешения старших.

И на окраинах воздух водой пронизан,
Мимо строений ползут донные твари,
Люди включают на полную телевизор,
Чтобы не слышать стрельбы и не видеть зарев.

В центре, пока игла не выйдет из строя
Мерно стучит машинка, но пульс её всё капризней.
Девочка шьёт бальные платья сложного кроя,
И убирает в шкаф – до наступления жизни.

* * *
У этого дерева необъятный обхват ствола:
Улитка шла четырнадцать суток и всё же не обошла.

У этого храма четыреста шрамов в неровной коре:
Булавки, монеты, вросшие в кожу, будто жуки в янтаре.

Под этим сводом всегда начало июня и ветерок,
Он любит стоять у дорог, звать путников на порог.

И каждого выслушать и пожалеть готов,
На это ему восемьсот раскрытых листов.

Хоть каждый волен рубить его в угоду лодке или костру,
А всё же дерево остаётся нетронутым поутру.

Опыт прочтения

О Главе № 69 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 36, 80, 95, 121, 169, 171, 182, 202, 203, 245, 268, 349, 350, 368, 370, 371–372, 373, 414, 433, 530, 544, 561, 583, 587, 597, 611, 636, 637, 642.

Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».