Два антологических стихотворения Афанасия Фета и одно из цикла «Вечера и ночи».
О стихотворении Афанасия Фета «Диана»:
«С необычайным восторгом встречено было критикой разных направлений 50-х годов его стихотворение «Диана». В этом стихотворении, написанном в один из самых мрачных периодов жизни Фета — в годы военной службы на юге, и в самом деле с полным блеском проявилась его способность, «пробивая будничный лед», создавать чистейшее, лишенное каких-либо примесей золото красоты. Поэт видит «меж дерев над ясными водами» статую «каменной девы» — нагой богини. Читая эти строки, вспоминаешь дивную пушкинскую «Нереиду», но вторая часть стихотворения, равномерно (без прямого членения, но по внутреннему смысловому движению) разбитого на два восьмистишия, — совершенно оригинальная, «фетовская»:
Но ветер на заре между листов проник, —
Качнулся на воде богини ясный лик;
Я ждал, — она пойдет с колчаном и стрелами,
Молочной белизной мелькая меж древами,
Взирать на сонный Рим, на вечный славы град,
На желтоводный Тибр, на группы колоннад,
На стогны длинные… Но мрамор недвижимый
Белел передо мной красой непостижимой.
Корифеи «эстетической критики» восприняли стихотворение как триумф пропагандируемой ими теории «искусства для искусства»: «Перл антологической поэзии… высочайший апофеоз… всего мифологического мира» (Боткин); «Антологической очерк…, который сделал бы честь перу самого Гете в блистательнейший период для германского олимпийца» (Дружинин). С не меньшим безоговорочным восхищением отнеслись к «Диане» не только придирчивый Тургенев, почти всегда находивший в высоко ценившихся им стихах Фета какой-нибудь недостаток, «пятнышко», но и Некрасов: «Всякая похвала немеет перед высокой поэзиею этого стихотворения, так освежительно действующего на душу» Но особенно останавливает на себе внимание отзыв незадолго до этого после каторги и солдатской службы в Сибири вернувшегося в литературу Достоевского. «Последние две строки этого стихотворения, — писал он, — полны такой страстной жизненности, такой тоски, такого значения, что мы ничего не знаем более сильного, более жизненного во всей нашей русской поэзии. Это отжившее, прежнее, воскресающее через две тысячи лет в душе поэта, воскресающее с такою силою, что он ждет и верит, в молении и энтузиазме, что богиня сейчас сойдет с пьедестала и пойдет перед ним. Но богиня не воскресает и ей не надо воскресать, ей не надо жить; она уже дошла до высочайшего момента жизни; она уже в вечности, для нее время остановилось; это высший момент жизни, после которого она прекращается, — настает олимпийское спокойствие. Бесконечно только одно будущее, вечно зовущее, вечно новое, и там тоже есть свой высший момент, которого нужно искать и вечно искать, и это вечное искание и называется жизнью, и сколько мучительной грусти скрывается в энтузиазме поэта, какой бесконечный зов, какая тоска о настоящем в этом энтузиазме к прошедшему!»
Для критиков-эстетов стихотворение Фета совершенно оторвано от современности, в нем — лишь «то чувство, какое ощущал древний грек, смотря на изваяния олимпийских богов своих» (Боткин). Достоевский, также восхищенный красотой стихотворения, почуял за ней — совсем по будущей фетовской формуле: «Там человек сгорел» — страстный и мучительно грустный голос своего современника, человека XIX столетия, его «моление перед совершенством прошедшей красоты и скрытую внутреннюю тоску по такому же совершенству». В своем прочтении стихотворения Достоевский оказался глубже и проницательнее всех остальных. Поэта такой жизненности, как Фет (она-то и составляет замечательное свойство его романтизма, с особенной силой сказавшееся в «Вечерних огнях»), не только не влекло в потустороннее, — не мог он надолго удовлетвориться и уходом в давно отжившее прошлое. Он жаждал обрести прекрасное в том потоке живой жизни, которую сегодня, сейчас ощущал и в себе самом и в мире, его окружающем. «Диана» явилась высшим достижением Фета в жанре антологической поэзии, особенно ценившемся приверженцами теории «искусства для искусства», и одновременно началом отхода от него».
Благой Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А. Фета. М., «Худож. Лит.», 1975. С. 58-60.
Продолжаю тему взаимовлияния поэзии и живописи, поднятую в видео по стихотворению Афанасия Фета «Диана» https://youtu.be/LPrlzANlqrQ. Читаю стихотворение Фета «Диана, Эндимион и Сатир», написанное под впечатлением от одноименной картины Карла Брюллова, удивляюсь последним строкам (появлению в стихотворении кленового листа).
Ссылки, о которых говорю в видео:
подбор картин с Дианой и Эндимионом на канале «Картины рассказывают» https://zen.yandex.ru/media/s_snegova…..
Текст Бориса Пастернака «Вторая баллада» читает и иллюстрирует видео Виталий Кальпиди https://www.youtube.com/watch?v=bomfH….. (к строке «Герои только так покоятся и дети»)
Говорю о любимой фетовской книге «Стихотворения», изданной в 1956 по списку Фета 1892 года (плюс некоторые добавления), читаю два стихотворения -«Каждое чувство бывает понятней мне ночью…» и «Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках…» Второе — еще одно стихотворение Фета, к котором упоминается богиня Диана (стихотворение «Диана» https://www.youtube.com/watch?v=LPrlzANlqrQ и «Диана, Эндимион и Сатир» https://www.youtube.com/watch?v=lW-NSz2VgnA).
Больше материалов о Фете в группе Однажды Фет