Андрей Санников о поэте и поэзии в проекте КФС (Коллекция феноменов саморефлексии).
* * *
Носишь сердце, прикасаешь руку
к снегу на заснеженном кусте.
Позвонишь уехавшему другу,
спросишь – как погода в Элисте?
Жизнь идёт, как тихая собака
рядом и глаза у ней белы.
Помнишь, здесь была большая драка –
а теперь здесь пятна от золы.
Города, похожие на горе, –
например, Челябинск или Тверь.
Даже если лучше будет вдвое –
всё равно всё будет, как теперь.
Только это ничего не значит.
Я хотел быть счастлив – и не смог.
Каждому, кто говорит и плачет,
кажется, что он не одинок.
(Антология современной уральской поэзии. 2012–2018 гг. – Челябинск : Издательство Марины Волковой, 2018. – 760 с.)
* * *
На небольших велосипедах
из меди или серебра
обэриуты в белых кедах
под вечер едут со двора.
В полях планеты и початки
съедобный излучают свет –
сняв кеды и велоперчатки,
они идут пешком след в след
среди светящегося поля,
среди огромной темноты,
среди сияющего горя
невыносимой немоты.
(Антология современной уральской поэзии. 2012–2018 гг. – Челябинск : Издательство Марины Волковой, 2018. – 760 с.)
* * *
I
Когда уже и жизнь погасла,
и наступила темнота –
куски светящегося масла
вываливались изо рта.
Когда и вечность перестала,
и пылью сделались грехи –
остался привкус от металла,
похожий на мои стихи.
II
С деревянной веткой в руке
он сидит на крыше один.
Слеп с рождения. А вдалеке
проплывают несколько льдин.
Открывает рот – изо рта
свет идёт, как из маяка.
Закрывает рот – темнота
наступает. Только река
светится зелёным слегка.
(Антология современной уральской поэзии. 2012–2018 гг. – Челябинск : Издательство Марины Волковой, 2018. – 760 с.)
* * *
Вот дюймовые доски тоски.
Их всего три-четыре доски,
но весь внешний пейзаж заколочен.
Надо втягивать внутрь свой взор,
а вытягивать, как до сих пор —
нет возможности дальше и дольше.
И в глазах прорастут пятаки.
Земляное теченье реки
и подземные эти деревни.
Может быть, после смерти пойму
я смертельную эту страну?
Только я в это тоже не верю.
Это позже. Пока что — жилось.
Я в закрытый свой вышел Свердловск
и, вдыхая болезненный воздух,
пересёк его за три часа.
Это было второго числа,
в марте месяце, после морозов.
(Антология современной уральской поэзии. 1972-1996. http://www.marginaly.ru/html/Antologia_1/022_sanikov.html)
* * *
По всем мастерским, где художники пухнут в грязи,
как дети от голода, если у взрослых есть войны —
дай руку! — и я поведу тебя. Только гляди:
я предупреждал тебя. Предупреждал тебя. Помни.
По всем городам, где катается каменный шар,
ломая дома, обдирая железо до крови —
нет, не закрывай глаза — я тебя предупреждал.
Я предупреждал тебя, предупреждал тебя — помни.
По рельсам нагретым, внутри поездов,
везущих тротил и дешёвое тёплое мясо —
мы будем идти, ощутимые, как длинный вздох.
Не бойся, ведь я тебя за руку взял, не пугайся.
По этой стране, мимо белых поленниц зимы,
по этой земле, по золе, пересыпанной снегом,
мы будем идти и идти, невредимы, одни,
под этим, начавшимся как бы неявно — гляди —
молочным, обильным и всё заливающим светом.
(Антология современной уральской поэзии. 1972-1996. http://www.marginaly.ru/html/Antologia_1/022_sanikov.html)
* * *
Седые дни. Экзема января.
Нет стёкол — в рамы вклеена бумага:
от летописи до календаря,
от Рюрика до крейсера «Варяга»
с привычным ощущением вины
события сбываются привычно.
Перебираю лествицу страны,
перевираю сны косноязычно.
Всё совпадает намертво, когда
подсолнечна парча, крылаты плечи,
легка, светла, серебряна вода,
но только мне от этого не легче.
Пусти меня, измучившийся звук,
листва латыни, лето славянщизны.
Кто мне закрыл глаза ладонью вдруг —
я угадал. Но это стоит жизни.
Поэзия. Экзема января.
Эпилептический припадок птичий.
Слепой, с самим собою говоря,
иглой в оконную бумагу тычет.
(Антология современной уральской поэзии. 1972-1996. http://www.marginaly.ru/html/Antologia_1/022_sanikov.html)
Продолжение на следующей странице