Екатерина Симонова о поэте и поэзии в проекте КФС (Коллекция феноменов саморефлексии).
«Поэты, честно говоря, – на то и поэты, чтобы симпатии к ним менялись, как в калейдоскопе. Поэтому есть смысл говорить только о неизменном. В моем случае это одно имя – Михаил Кузмин, остающийся со мной везде и несмотря ни на что».
(Антология современной уральской поэзии. 2012–2018 гг. – Челябинск : Издательство Марины Волковой, 2018. – 760 с.)
«Стихов никогда не любила. Писание их считала занятием бессмысленным да и утомительным (а изучение оных – ещё более худшим грехом). Честно говоря, с первого же взгляда литераторы у меня возбудили дурные подозрения: моя душа, душа романтичной немецкой ограниченной
мещаночки, отказывалась принять нестабильность, восторженность и безоглядность богемы. Впрочем, со временем я втянулась, ибо, как мы все помним, «привычка свыше нам дана – замена счастию она».
(«Энциклопедия. Уральская поэтическая школа» http://marginaly.ru/html/Vsjachina/Enciklopedija/summary/simonova.pdf )
Из ответов Екатерины Симоновой на вопросы журнала «Гвидеон» (публикация на портале Новая карта русской литературы»)
«…Так вот. Муза. Это вообще, по-моему, что-то мало уловимое и мало описуемое. И не кто-то, и не что-то. А так, схваченное вдруг: некто, стоящий на океанском берегу, где ты никогда не был, и глядящий на мост, который, ты, возможно, никогда не увидишь; каменный, песчано улыбающийся лев в июньском саду; нитка жемчуга, подаренная тобой кому-то или кем-то – тебе (тут уж как судьба сложится); плоский бархатный нос спящей кошки; любимая кем-нибудь, нет, нет, конечно же не тобой, утренняя Фонтанка; вовремя прочитанная история; девушка, висящая над сценой и разбивающая ананасные кольца льда, даже не девушка, а эта небывалость происходящего, и клоун, жонглирующий внизу красными мячиками – то есть не то, что так уж возлюбленно и мило, но что прямо сейчас, само собой, переходит в слова из небытия. Вечный круговорот словесной воды в природе: небесный пар-холодный мучительный дождь – тонущие реки – и снова благословенное безмысленное забытье».
(http://www.litkarta.ru/russia/nizhni-tagil/persons/simonova-e)
***
http://www.elenasuntsova.com/simonova/elena
Из ответов на опрос журнала «Воздух» «Поэтическое vs. Человеческое»
«Вообще среди литераторов/литературоведов тема обсуждения писателя как человека табуирована, как бы это литераторы/литературоведы старательно ни отрицали. Есть, мне кажется, здесь какое-то ханжество. При этом, однако, я не видела ни одного пишущего человека, который хотел бы быть НЕпрочитанным и НЕпонятым. Полноценно же прочесть и понять без слияния текста и человека — невозможно».
(журнал «Воздух» №36-2018 http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2018-36/human/)
* * *
нет ничего внутри бессонницы, как в коро́бке
(той самой, бабушкиной, стоящей на трюмо, в коридоре)
деревянной, тяжёлой, шариковым стержнем исчёрканной изнутри:
ни пуговки, ни булавки, катушки с белой ниткой и с чёрной,
ну ни одной души,
ни бессловесного облака, пересекающего хлебозавод,
мёрзлый, как хлебная корка, город,
как подпись, перечёркивающая письмо: навеки, мол, ваша,
Клара не Цеткин, Лариса не Рейснер, Оля —
мама в крепдешиновом платьице, помешивающая кашу, кашу —
в кастрюльке с отбитым жёлтеньким уголком,
синоним луны, как всегда, недопогашенной,
как всегда, влезающей в любой разговор,
в любую бессонную исповедь (а ведь хотела сказать — чащу же),
в любую — пусть остаётся так — чащу ночной тоски,
ужаса: непонимаючегомнетакнехватает?
кусты под окном натирают одеколоном виски:
погода под утро всегда меняется, возвращает-
ся воспоминание, нежность, боль —
кашель простудный, прислушивающееся дыхание старших женщин,
кот с белым горлышком, лапой пробующий поскрипывающий коридор —
то, что, пожалуй, единственно и является
настоящей речью.
(«Воздух» №3-4-2013 http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2013-3-4/simonova/)
***
ты не из тех этих совсем никто
не существуешь на этой шестой суши
как и (на) остальных в моем ЛитО
тебя о(б)суждают гораздо суше
отсутствие пениса взгляд сосков
т.к. сосками можно убить как взглядом
это сейчас поважнее стихов
ненадолго а там и тебя
не надо
(Из книги «Быть мальчиком» http://promegalit.ru/ekaterinburg/public/9036_ekaterina_viktorovna_simonova_byt_malchikom_kniga_stikhotvorenij.html)
***
Когда договорю вернётся слово
Укроет снегом и её рукой
Укроет снегом и покинет снова
Последствия оставив за собой
Такого вероятного испуга
Такого невозможного лица
Терзающего память в виде круга
В конце земли а значит без конца
Что может быть то может и не сбыться
Но цель молчанья видишь ли ясна
Речь сохранив читаем: сохраниться
Во сне деревьев и деревьях сна
(Из книги «Сад со льдом» https://docs.google.com/viewer?a=v&pid=sites&srcid=ZGVmYXVsdGRvbWFpbnxlbGVuYXN1bnRzb3ZhfGd4OjUxZTdlNTExNWEyNjBhMWM)
* * *
волосы становятся длиннее реки,
из вышитого воздуха выпархивает стрекоза,
речные волны, как волосы, шёлковы и легки,
связывающие тело и небеса.
вдох прорастает холодней и прозрачнее декабря,
выдох — глубже самого детского сна,
теряя речь, самого себя
видишь будто бы сверху, из башенного окна:
внизу ветер колышет развешанное бельё,
древесные тени, белые наволочки, красные рукава,
молчание всегда неизбежно, потому что всё
имеет свой срок, тем более, слова.
(Из книги «Сад со льдом» https://docs.google.com/viewer?a=v&pid=sites&srcid=ZGVmYXVsdGRvbWFpbnxlbGVuYXN1bnRzb3ZhfGd4OjUxZTdlNTExNWEyNjBhMWM)
* * *
книга дочитана до середины
значит не дочитана никогда
она засыпает растворяясь во сне
как кубик льда
ей ещё неизвестно что
у всего есть оборотная сторона
падать легко только если полёт
не длинней листа
она не удивляется тому
что не удивлена
отсутствие смысла и есть смысл
точнее реальность сна
(Из книги «Сад со льдом» https://docs.google.com/viewer?a=v&pid=sites&srcid=ZGVmYXVsdGRvbWFpbnxlbGVuYXN1bnRzb3ZhfGd4OjUxZTdlNTExNWEyNjBhMWM)
* * *
Но ласточка летит в пустую башню
И по реке плывут в душевности травы́
Любимые задушенные наши
Конечно общие. По свисту тетивы
Я узнаю тебя неверность цели
Я проверяю ритм. Нас чудом случай спас
Мы не дойдём до сцен и до постели
Мы отданы любви непросвещённых масс
Я автор ты придумана экскъюз ми
Как девушка молчи как миф но я всё жду
Твой этот взгляд горгоны и медузы
Твой этот сад со(ль)дом где я плыву во льду
(Из книги «Сад со льдом» http://www.elenasuntsova.com/simonova/simonova_sad )
Прогулка этого лета (отрывок)
Елене Сунцовой
2. Поэзия не терпит сна.
Сменяют женщин стройные мужчины,
Мужчин смущают странные картины,
Голы, как ботичеллева «Весна».
Внебрачных связей легкие покровы
Утягивают груди здешних муз
Не в узел строгий, скорбный и суровый,
Но в нудный и мистический союз.
Предписанные Башне наслажденья
Надстраивает слухов вавилон.
Поскольку слишком прост одеколон,
Духами весь опрыскан Ауслендер.
(из книги «Гербарий» http://www.elenasuntsova.com/simonova/herbarium)
9. Сентябрь
капля росы стекает с резного листа,
падает вниз, попадает в глаза,
в которых отражается мягкое масло солнца и виноград,
свисающий гроздьями — остановленный Богом в полёте град,
высвеченный насквозь, янтарный и белый,
улавливающий ветерок неверный,
фиолетовый, тёмный, бордовый, дурманный, бренный и потому вечный,
опьяняющий, будто женское потайное местечко,
рассыпающийся, будто коса и смех,
умильно глядящий, как лис и грех,
и от всего этого кружится голова —
от тяжёлых корзин, от весёлого хвастовства,
от смуглых рук, по которым течёт виноградный сок,
от стрижей, целующих башни в висок,
от всего, что случается в свои должные сроки,
от пылящей до замка доброй дороги,
по которой скрипят и скрипят повозки,
и под ноги бросаются им мелкие дикие розы,
и свободно, и сладко твоё дыханье,
и приходит то самое, только и нужное знанье:
этот мир прекрасен лишь потому, что он есть,
и это то, что легче понять, чем прочесть.
(из книги «Время» https://docs.google.com/viewer?a=v&pid=sites&srcid=ZGVmYXVsdGRvbWFpbnxjdGVuaWVzZWJlfGd4OjY4MWExOTliMDdjZWYwM2Y)
* * *
Город задушит как ты не(-)любовью
Гладкие ноги тагильские бедные лизы
Мой рок-н-ролл с рассечённою бровью
Мокрые волосы жуткие лифты и крысы
Литература как спирт да отпей же
Хочешь коснуться сквозь кожу которая копоть
Опыт отчаянья скинешь на пейджер
Третий час ночи я starюсь особенно локоть
Боль(но) сжимая соски и колени
Всё что осталось родить тебе дочь виртуально
В мятой ночнушке продлять воспаренье
И мастурбировать сидя на жёлтом диване
(Уральская новь №16-2003 http://www.zh-zal.ru/urnov/2003/16/simon.html)
*** (отрывок)
1
тебя там не было но было поздно
стихи не шли шли сопли и дожди
я исписалась я была серьезна
чуть дольше чем обычно без любви
с античными ступнями было тошно
большой мечты задрипанный париж
любимая болела невозможно
и секс отсутствовал такой кишмиш
точнее жопа полная уж с месяц
дышало небо черт-те знает чем
я просчиталась как апрельский тезис
одна из многих блядь читай как фемм
с ладонями жемчужной флорентийки
с улыбкой из засушенных стрекоз
тебя там нет ты опустила рильке
и иудейским сном летя в компост
литинститута имени такого
что просто я не знаю что сказать
с красивой белокафельной тоскою
однако вопрошала где кровать
(Уральская новь №19-2004 http://www.zh-zal.ru/urnov/2004/19/sim5.html)
Четвертое письмо — Наталье Санниковой
я ни с кем давно уже не говорю.
точней, не говорю всерьез.
это лучшее, что может придумать любой из нас, —
от слез.
сумерки понемногу растекаются по стеклу,
как ртуть.
я отражаюсь в окне — в профиль,
с картонной луною, примотанною ко рту.
кто поворачивает голову вместо меня,
вздрагивая, дрожа?
знаешь, больше всего я хочу хоть раз заснуть —
без жалости, не спеша,
не вглядываясь в темноту,
веришь мне или нет, но там кто-то есть —
кто-то знакомый, я чувствую металлический запах ключа,
сжатого в кулаке,
сколько еще будет этих невстреч?
знаю, прости, я редко тебе пишу,
но твой город слишком похож на мой —
он не совсем живой.
не знаю, как написать точней.
просто не верь мне.
я просто боюсь людей.
какие-то дети кричат в голом дворе,
какая-то женщина в очереди на остановке гладит мех
на своем рукаве,
и снег обводит полукруги ее бровей.
мы все призраки. все.
(Урал №1-2014 http://www.zh-zal.ru/ural/2014/1/1s.html)
***
внутри памяти слово, как в лаве,
истлевает:
вот вспыхивают, обгорают одежды,
крошатся кости, отпечатками — остаются:
закрытые глаза,
открытые рты,
руки, соприкоснувшиеся, не отпускающие.
недосказанность – пустота,
обретающая форму.
(Волга №8-2015 http://www.zh-zal.ru/volga/2015/8/3s.html)
* *
*
позволь мне говорить за другого,
как говорит тень за человека,
когда никто к нему не приходит,
когда его лицо на фотографиях
перестает опознаваться фейсбуком.
позволь мне с языка моего неоконченного детства
перевести на язык твоей
придуманной взрослости
эту похожую на беличий хвост
еловую ветку, этот серый песок,
пахнущий гарью и пылью.
позволь мне перестать быть собою,
стать аппликацией на белом листе тебя:
красный кривой цветочек, вырезанный
маникюрными ножницами,
желтый кружок в верхнем правом углу.
(Новый мир № 12-2016 http://www.zh-zal.ru/novyi_mi/2016/12/pastorali.html)
Отрывок из цикла «Уехавшие, высланные, канувшие и погибшие»
13
Последний, тринадцатый:
Мне кажется, именно с 18 декабря 1912 г. история русской поэзии
(точнее, она всегда была такой, но любая официальная дата –
литературоведу только на радость, даже если является плодом
нервного писательского воображения),
уф, лучше повторюсь:
именно с 18 декабря 1912 г. история русской поэзии
наконец обрела свои реальные и катастрофически привлекательные для персоналий формы,
которым она верна вот уже которое столетие
и будет верна и впредь –
СБРАСЫВАНИЕ С ПАРОХОДА СОВРЕМЕННОСТИ.
В 2016 году мы с Александром Маниченко
даже хотели придумать такую премию:
ежегодное осеннее сбрасывание в Миасс
во время фестиваля «Дебаркадер» портретов
проштрафившихся и/или потерявших актуальность
поэтов, культуртрегеров и критиков.
Но одумались (=протрезвели).
А то-то была бы рада (в кавычках) Наталия Санникова.
Однако вернемся к нашим баранам:
итак, в начале декабря 1912 г. в гостинице «Романовка» в Москве,
в номере Бурлюка, был отправлен за борт первый десант
в виде Пушкина (ну, этому не привыкать), Толстого, Достоевского и проч.
И все бы хорошо, но затем они покусились на дражайшего Кузмина,
а вот этого футуризму я простить не смогла и не смогу,
поэтому в качестве личного протеста и борьбы за справедливость
последние 15 лет перечитываю не футуристов,
а исключительно кузминские дневники.
А ведь правы, правы были они от кончиков желтых блуз
до молодечески грязных ботинок:
настоящий поэт должен
не уважать, не стараться понять, а лучше сразу сбросить
с несуществующего, но желанного, как и любой идеал, парохода
хоть одного – другого – поэта.
А лучше побольше.
Ибо только через презрение и эмоциональное насилие
мы можем определиться со своими
эстетическими идеалами и найти свою поэтику,
а затем поддерживать свою авторитетность
в авторитарных поэтических кругах
(иногда мне кажется, что девять кругов ада
явно были списаны с поэтических кругов).
И никак иначе.
Именно поэтому
Есенин навсегда и всегда презрительно улыбается
при упоминании имени Пастернака,
Ходасевич не перестает называть стихи Георгия Иванова
прикладным искусством,
Брюсов показательно считает мандельштамовский «Камень»
эпигонством,
А Бунин при каждом удобном случае чихвостит Брюсова
дураком и плебеем.
Впрочем, Мандельштама Бунин тоже не любит.
И всех остальных поэтов – тоже.
И я уже мудро не буду перечислять всех,
кого назвала бездарностью Гиппиус
(курящая ароматизированную папироску,
набеленная сверх меры
и в розовой шляпке к рыжим волосам –
душка ж, да?).
Именно поэтому нельзя не оценить, к примеру,
«Антологию русской лирики первой четверти ХХ века»,
собранную в 1925 г. И.С. Ежовым и Е. И. Шамуриным
и переизданную в 1991 г.,
где все вышеуказанные кидальцы друг друга
иронично навсегда собраны под одной обложкой.
Именно поэтому лента фейсбука для меня –
черновой вариант антологии 2025 или 2125 г.,
где наконец –
рука к руке, висок к виску –
честно навеки рядом,
не возмущенные больше друг другом:
поэты «Транслита» и Ах Астахова,
поэты премии Драгомощенко и Григорьевской премии,
традиционалисты и верлибристы,
столичные и провинциалы,
уехавшие и оставшиеся –
посмертный
слепок
времени,
иллюзия
путешествия.
(Волга №7-8-2018 http://www.zh-zal.ru/volga/2018/7-8/uehavshie-vyslannye-kanuvshie-i-pogibshie.html)
** *
Женщина которую любишь всегда неправа
Её тело – это твои слова
Косноязычные от того что всё так как есть
Она умолкает ты умираешь
весь
(Антология современной уральской поэзии. 2004-2011 http://marginaly.ru/html/Antolog_3/avtory/066_simonova.html)
Запись из фейбука Е.Симоновой от 13.05.2019
«Печалящееся. О взрослении, что ли. О литературе, как всегда.
Когда я начала писать стихи и пришла в нижнетагильскую студию “Ступени», в 1995г, если не ошибаюсь, моя жизнь разительно изменилась. Точнее, не жизнь вокруг, а что-то внутри меня. Оказалось, что есть совершенно другой мир, полный других слов и других людей. В 1996г. вышла Первая антология современной уральской поэзии, и для Урала это действительно была великая антология. Божечки-кошечки, это ж казалось невероятным: увидеть в первый раз САМОГО Застырца. САМОГО Казарина. САМОГО Санникова. Мысль же о том, чтобы увидеть САМОГО Кальпиди (или напечататься в «Уральской нови»), вообще казалась кощунственной, а не просто мечтой о чем-то катастрофически недостижимом.
Книжек и имен становилось больше. Потом появился интернет. И ЖЖ. И можно было (сама себе с трудом верю) зафрендить в ЖЖ — оказывается реальных! — САМИХ Чепелева, Дозморова, Львовского, Маренникову, Оборина, Давыдова, еще много, много, много реально существующих литераторов (на САМОГО Кузьмина я даже не решилась, кажется, подписаться, по крайне мере, сразу – это было слишком уж смело и нагло, я просто тихонько читала), более того – они могли тебя зафрендить в ответ.
Самое удивительное – ты мог написать каждому коммент. И тебе даже могли ответить! А если уж совсем умирал от поэтической любви –можно было отправить личное сообщение о том, как, божечки-кошечки-2, читаю, обожаю, чту (а я ведь всегда была на самом деле восторженной Катенькой, так что иногда реально пальцы дрожали и дыхание спирало от восхищенья). Было и такое, писала благоговейные интернет-цидулки (простите меня все, сейчас я понимаю, как это было нелепо и глупо, какой меня идиоткой, видимо, считали, я поумнела и повзрослела, больше никуда не лезу и все свои восторги от ваших текстов давно держу при себе).
А сейчас… Ты читаешь ленту или видишь человека и думаешь: Х так Х, ну и чего такого особенного, сколько я вас перечитала, Y так Y, ну да, человек, потрогать можно, как и всех остальных, Z так Z, ну вот ты разве не понимаешь, что твои понты – это детский сад, на планете, кроме тебя, еще почти 8 миллиардов, и из них, как минимум, треть что-то пишет (хоть и с разной степенью талантливости и везучести).
И так, божечки-кошечки-3, от этой циничности своей, пусть и воспитанной путем ошибок трудных, становится тошно.
Смертельно хочется на час оказаться 25-летней, литературно не зажравшейся, живущей в каком-нибудь Жопозаногузадерищенске, с холодными от счастья и зависти губами и руками читающей очередную с трудом добытую книжку или по буковке выстукивающей великому, великому, великому поэту, как ты счастлива, что его стихи попались тебе и что эту любовь ты пронесешь через всю свою жизнь (при этом совершенно не задумываясь, что о тебе подумает этот великий человек, получив очередное идиотски-восторженное письмо от очередной провинциальной поэтесски).
Отчасти, возможно, в этой «зажратости», точнее, в интенсивности напитывания ею, и состоит то самое главное различие поэзии (извините, я все же все равно больше по поэтам и критикам, причем на слове» критик» я не удержалась от циничного хмыка, чем по прозаикам) «провинциальной» от «столичной». Думаю, родись я в Мск или Питере (или, на крайняк, приехав ее покорять в студенческие-сразу постстуденческие годы), я бы иначе смотрела на лит.процесс, точнее, быстрее начала бы относиться бы к нему проще и практичнее, точнее, быстрее бы всех кумиров, исчислявшихся сотнями (к которым по причине географической удаленности и невозможности увидеть гораздо дольше относилась как к памятникам, не веря, что они реально существуют и у меня могут с ними возникнуть реальные личные отношения неважно какого характера) низвела бы до состояния знакомых, друзей, собутыльников, собеседников, бесячих людей и даже — о, да, что я, хуже остальных, что ли? — нерукопожатных.
Пы.Сы. Надеюсь, никто не подумал, что я хоть что-то имею супротив вышеупомянутых (наоборот, это на меня, по ходу, нахлынули воспоминания о моих больших поэтических любовях и — где теперь та я, куда пропала?)»