ГЛАВА № 12

Янис Грантс, поэт, прозаик, культуртрегер. Автор шести взрослых и детских книг. Автор Уральской поэтической школы. Живет в Челябинске.
http://mv74.ru/upsh/yanis-grants.html

Допускает ли читатель этой главы, что фраза «для Бога мёртвых нет» может иметь и другой смысл, например, что «для Бога нет живых…»?

Клавиши

Пальцы твои стрекозьи
клавишей давят клей.
(Я утонул в неврозе
от нелюбви твоей).

Улицы, как помои,
в сточной стоят ночи.
(Сделай хоть раз по-мое-
музыку замолчи).

Ногти растут

стригу ногти на ногах.
маме.
мамочка. мамочка.
детство твоё всё ближе.
скоро я буду мыть
голову твою белую
и укладывать баю-бай.
страшно-то как.
хочется спрятаться под стол,
как в детстве,
когда дед мороз
ещё настоящий.
только что ж это будет:
два малых дитя,
а ногти растут и растут
на ногах
и руках.

Серёжа Арешин и его странная привычка

арешин, когда начинали пить,
за пазуху прятал ножи.
а то, мол, обрубится чья-нибудь нить
с говённым названием «жизнь».

такой вот заботливый малый, ага? –
чтоб кровью никто не истёк.
(а сам, напиваясь, искал врага.
и находил в свой срок.)

дальше – летали по кухне ножи,
валились под стол тела.

серёжа, ты ж умер, теперь вот скажи:
говённая жизнь была?
или всё это как этажи
и прочее бла-бла-бла…

Джеремайя

над водой склонился джеремайя,
осторожно сердце вынимая:

отпущу-пущу его по глади.

ради бога (плакал) бога ради,
не прими, вода, его за камень,
и не дай быть съетым рыбаками.

над водой склонился джеремайя.
а вода.
она.
глухонемая.

О нём

1. трава
с какой-то из четырёх
пришёл и прождал до трёх

в четвёртом на циферблат
как в зеркало выл до пят

и дёргал из головы
поленья сухой травы

2. деревья
а деревья бродят стаей
и трещат наперебой
корни в щупальцах таскают
за собой

и когда ни сна ни денег
а могилы мал-малы
он идёт идёт как пленник
сквозь
стволы

Сон

снились жаберные щели,
плавники как из ведра,
бессловесных сообщений
красно-чёрная икра.

вязли в море, словно в жиже,
но гребли, что было жил.

и какой-то ангел рыжий
надо мной всю ночь кружил.

Окно. Полина

клюют колодезную крышку
четыре чахлых сизаря
для октября морозно слишком
белым-бело для октября

куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет
(сегодня восемь лет Полине
а мне не знаю сколько лет)

так тихо так до жути тихо
что дом в окне облез до плит
и после «с» неразбериха
когда считаешь алфавит

На Прокла

чёрные силы на Прокла
выходят из-под земли,
рылами тычутся в стёкла:

у Ксенофонта боли,
у Степаниды боли,
у Аристарха боли,
у Агриппины боли,
у Ратибора боли,
у Василисы боли,
у Клементины боли,
у Ферапонта боли.

истошно собаки лают.
спросонья ругаясь, бабы
хватаются за горбыли.

Пейзаж

Несут олени ельник на рогах.
Качаются верхушки, что ни взмах
голов с непроходимыми рогами.
Лежит не снег, а корка – профнастил.
И оленёнок будто загрустил,
и спит над ним сова, как оригами.

Лыжня кривая, пьяная лыжня
петляет здесь три ночи и три дня,
но ни к чему такому не приводит.
Охотник в кудреватой бороде
забыл зачем, забыл, за что и где,
и на свободе шепчет о свободе.

Хвосты комет и прочие хвосты
ныряют с орбитальной высоты
за этот ельник, на рогах и травах
настоянный. Несут олени лес
из чащи на простор – наперерез
хвостам комет.
За раму.
Вверх и вправо.

Не ходи

Не ходи туда не надо
Не ходи туда
Там маркиза или сада
Злобные стада

Там по грош за канарейку
По кило за сыр
Там боец из трёхлинейки
С именем басыр

Там приклады и оклады
На один размер
Не ходи туда не надо
Полиционер

Кратко

Первое чувство? Кратко:
боже ты, божемой –
уличная палатка
с долбаной шаурмой.

Капает сок на брюки,
зубы жуют кору.
Я не смогу в разлуке.
Я без тебя умру.

(Мальчик уедет к морю,
выжрет его дотла.
Мальчик узнает вскоре:
девочка умерла.)

С предков срубил капусту,
лыбясь, веду в кино
девочку с щуплым бюстом,
а на уме одно:

Тошнота

Тут проститут приходил.
Страшный. К тому же – дебил.
Я его полюбил.

Это я так, ни к чему.
Я ж клиентура ему.
Мне ж хорошей одному
И всё тошней и тошней.

Я б до скончания дней
С ним.
А не с ней.

ихитС

Человека бросили
Как собаке кость
На зубах под осенью
С кем-то бывшим врозь

Он летит что падает
Курит что умрёт
И читает вывески
Задом наперёд

Сын астронавта

Моя мама – астронавт.
Она невесома.
Опутана трубками, датчиками,
Проводами.
Нехотя ест жидкое.
Во время видеосеансов
Мама почти не узнаёт меня
И неизменно говорит:
Устала.
Устала от этих глупых опытов
С кольчатыми червями
И саламандрами.
Это нормально,
Успокаивает дежурный
По Центру управления полётом.
Никто доподлинно не знает
Ни глубин космоса,
Ни глубин человека,
Ни как эти глубины соотносятся.
Чего ж вы хотите,
Подытоживает он.
Но иногда мама будто спохватывается:
Ты заплатил за квартиру?
Ты полил кактус?
В такие дни я засыпаю счастливым.
Когда мама полетела, был
Февраль.
Вот-вот начнётся осень.
Мама, возвращайся.
Прошу.
Очень.

Пиратская пьяная

Крысы щёлкают хвостами
в трюме дотемна.
Ничего не будет с нами,
разве что – хана.

Чайки каркают над мачтой
годовых колец.
Ничего нам не маячит,
разве что – конец.

Штормовали норд-норд-вестом,
только бог не спас…

И русалки, как невесты,
объедают нас.

Опыт прочтения

О Главе № 12 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 93, 169, 170, 188, 190–191, 205, 207–208, 269, 273, 335, 352, 355, 410, 433–434, 474, 497, 530, 563, 564, 587, 588, 589, 597, 611, 635, 636.

Отзыв № 1:
Роман Япишин, поэт, музыкант, студент Литинститута. Челябинск.

Поэзию Яниса нельзя не заметить или не узнать. Всё из-за того, что Янис пишет крупно, бездетально, нарочито угловато, иной раз грубовато. Даже если очень попытаешься пройти мимо – не получится. Зацепит. В том числе из-за этого многие его стихи переведены (Янисом Грантсом) на самый трудный язык в мире – детский. Да и атрибутика детства (или из детства?) – неотъемлемая часть образного мира Грантса. Элементы детской речи также проступают в довольно серьёзных текстах, написанных на серьёзные темы. Действительно, что может быть пронзительней, чем говорить о смерти словами ребенка? Ведь детский язык наивен, он бесхитростен, абсолютно правдив, это и подкупает. Пример детской речи мы встречаем в первом же стихотворении:

(Сделай хоть раз по-мое-
музыку замолчи).

Управление в словосочетании «музыку замолчи» явно нарушено, но, тем не менее, совершенно нам понятно. Такие примеры есть и в других текстах, например в «ихитС» («Курит что молчит») или «Тошнота» («мне ж хорошей одному»). Это не просто ошибки или элементы игры, это расширение границ языка. Почему бы и нет? Если всем всё понятно, почему бы так не говорить? Развитие (а не деформация) – основная задача поэзии и поэтов.

Но вернёмся к Янису. Центральным (для меня) в этой подборке стало стихотворение «Окно. Полина». Во-первых (и во всех последующих) начинается оно со звукописи, что само по себе всегда бросается в глаза и запоминается (опять же, ассоциации с детским «четыре чёрненьких чертёнка»):

Клюют колодезную крышку
Четыре чахлых сизаря…

Я говорил о крупных образах, здесь как раз (во-вторых) есть такой образ: крышка колодца. На самом-то деле сизари клюют крошки или зерно, а не её, но издалека лирический герой не видит ни крошек, ни чего-то другого, поэтому создаётся впечатление, что они клюют несъедобную крышку, о чём нам и говорят в экспозиции стихотворения. Также, отметим слово из разговорной лексики «сизари» (не голуби и не снегири для рифмы), у этого слова множество оттенков, оно используется в текстах и народных песен, и военных, и блатных, но само по себе оно показывает лирическое настроение героя. И оно, настроение, не просто лирическое, это состояние безысходности. Здесь и клюющие ничего голуби, причём чахлые, умирающие, и рано наступившие холода (опять лирическое «белым-бело»), и облезший от жуткой тишины до плит (опять крупный образ) дом в окне, и неразбериха при подсчёте букв после девятнадцатой «с». Но безысходность познаётся в сравнении. Для этого и появляется восьмилетняя Полина, ребёнок (в-третьих), у которой к тому же день рождения:

куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет
(сегодня восемь лет Полине
а мне не знаю сколько лет)

Имя Полина происходит от имени бога солнца Аполлона и одно из значений – солнечная («с»). Герой даже не знает, сколько ему лет, но зато знает, сколько лет этой соседской девочке, которая упоминается-то всего два раза: в названии и во втором четверостишии. Отсюда и это состояние жизни, радости, происходящей где-то совсем близко, но недоступной для героя. Он запутался:

куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет…

Он не может разгадать, что происходит в его жизни, и к чему это приведёт. Такая неподвижность, статичность свойственна для поэзии Яниса Грантса, его герои находятся в одном месте, редко пребывают в движении, они склонны к наблюдению, к сопоставлению взгляда во вне (здесь окно) со взглядом в себя, и как следствие, два этих вида, внешний и внутренний, взаимосвязаны, то, что видит герой на улице зависит от того, что у него происходит внутри.

Всё это, конечно, полбеды. Ещё полбеды (беды, от которой читатель заразится раз и навсегда любовью (громкое слово! Но иначе не скажешь) к поэзии Яниса) – это лексика, синтаксис, то, как поэт умеет обращаться со своим словарём. Можно сказать и о неподражаемом стиле, который не спутать со стилем поэтики другого автора. Но говорить об этом долго, скучно и бесполезно. Лучше просто читать.

Отзыв № 2:

Юрий Фофин, писатель. Челябинск

Стихи о любви.

«Клавиши» и «Джеремайя»

В первом: Стрекозьи пальцы, помои, клей, сточная ночь (как сточная канава) — все есть отвратительное пространство невзаимной любви.
Во втором: Джеремайя, склоняясь над водой и отпуская свое сердце, совершает сакральный акт коммуникации. Но вода немая, неспособная к диалогу.
Из биографии Джеремайи: безумно влюбленный в богатую женщину, не имея возможности соединить свою жизнь с ней, Джеремайя покончил собой.
Жизнь без взаимной любви — есть боль, страдание и смерть.

Стихи об абсурдности окружающего мира.

«Окно. Полина», «Пейзаж» и «ихитС»

В первом:
Четыре голубя клюют колодезную крышку.
Повсюду клинья из неразгаданных примет.
А мне не знаю сколько лет.
До жути тихо.
Дом облез до плит.
И после «с» неразбериха.

Во втором:

Сова как оригами — мертвое вместо живого.
Лыжня кривая, пьяная лыжня.
Петляет, но ни к чему не приводит.
Охотник забыл зачем, за что и где…
Человека в этом мире бросили «Как собаке кость»
Он летит что падает
Курит что умрет
И читает вывески
Задом наперед

Стихи о маме.

«Ногти растут» и «Сын астронавта»

«Детство» в первом — это «Полет в космос» во втором. Полное отсутствие человека при его жизни. В первом герой только ждет и боится этого, во втором это уже случилось. Но разницы в чувствах героя нет. Ему «хочется спрятаться под стол», но он продолжает смиренно «нести свой крест»: «стригу ногти на ногах маме. а ногти растут и растут».
Все это напоминает «Миф о Сизифе» Камю.
Человек беспрестанно совершает лишенное смысла действие. Но! «только что ж это будет…» и «Мама, возвращайся. Прошу. Очень».
Зачем и почему все так?
А потому что:
Никто доподлинно не знает
Ни глубин космоса
Ни глубин человека
Ни как эти глубины соотносятся.

О жизни.

«Сережа Арешин и его странная привычка»

Жизнь — это нить «с говенным названием «жизнь»? «или все это как этажи и прочее бла-бла-бла…» — спрашивает «условный автор» у «условного умершего».
Отсюда два мировоззрения: жизнь говенная и жизнь как этажи.
«Этажи» — как «Бла-бла-бла» — профанированное «мифологизированное» представление о существовании человека.
Тогда может быть первое — жизнь говенная?
Нет.
Не то и не другое.
Жизнь скорее как сам Арешин: сначала прячет от тебя «ножи», а потом ими же в тебя и кидает.
Так что же тогда такое жизнь?
А это никому не известно.
Потому что:

Никто доподлинно не знает
Ни глубин космоса
Ни глубин человека
Ни как эти глубины соотносятся.
«Никто не знает настоящей правды…»

И напоследок немножко о христианстве.

«На Прокла»
черные силы на Прокла
выходят из-под земли…

Эпоха Прокла — это закат древнегреческой цивилизации. Христиане все больше настаивали на запрете язычества. Прокл написал «Возражения против христиан». В какой-то момент конфликт христиан с академиками приобрел такое напряжение, что Прокл был вынужден на год уехать из Афин в Лидию.

И вот что принесло с собой христианство:

истошно собаки лают.
спросонья ругаясь, бабы
хватаются за горбыли.

Отзыв № 3:
Алексей Чердаков, читатель. Челябинск

«Допускает ли читатель этой главы, что фраза «для Бога мёртвых нет» может иметь и другой смысл, например, что «для Бога нет живых…?»» Или, например, «для мертвых нет Бога»? Тоже вариант. Причем, изменен только порядок высказывания, сами слова – те же. Смещая внимание, можно получить другую точку обзора и смысла.

Теперь по поводу стихов. Есть вещи у Яниса, которые я люблю, знаю наизусть, которым удивляешься по-настоящему. Есть Янис, который дорог как человек, обладающий замечательными качествами. Но данная подборка проходит совершенно мимо меня. Возможно, когда-нибудь я дорасту до иного мнения. Может быть. Пока же в целом отношение неоднозначное.

Не раз принимался как-то осмыслить представленное здесь, написать что-то толковое, потом бросал. Потом вновь принимался. Ловил себя на мыслях: может это сказать или это… И все равно выходила какая-то ерунда. Потом думал: наверное, у меня просто не хватает соображения и я ничего не пониманию в слове. На этом и остановился. Все же пробелов в образовании у меня больше чем у кого-либо.

Не могу отделаться от состояния безнадеги и отчаяния какого-то. Как будто брожу по подвалу чужих сновидений. И мне холодно и неуютно в этом подвале. Вижу какие-то образы, слышу звуки… Не всегда приятные образы и звуки. И хочу побыстрей проснуться. Ау, кто-нибудь, потрясите меня скорей за плечо!

Отзыв № 4:

Лариса Сонина, критик. Челябинск

Плохая подборка. Чувствуется, что у Яниса серьёзный душевный кризис: так плохо он никогда не писал. Единственное стихотворение более-менее — это «На Прокла». Судя по этой подборке, автора нужно не обсуждать, а спасать, иначе превратится в слабоумного графомана. Меня сложно упрекнуть в предвзятости, я Яниса по-прежнему считаю лучшим челябинским поэтом, и всегда писала ему комплиментарные рецензии, но в данных текстах — это уже не он, увы! Ну, или если так хочется обсудить, давайте поговорим о его прошлых заслугах.

Отзыв № 5:
Янис Грантс.
Опыт самопрочтения

Не знаю, как у других, но я люблю далеко не все свои стихи. Зато в любой период у меня есть самое главное (программное, любимое, судьбоносное) на данный момент стихотворение. И оно держится «на вершине» месяцы, а то и годы.
До недавнего времени это был текст «Тик-так». Но после выхода в свет антологии «РПР – 2016» я понял, что всё моё многолетнее творчество (без кавычек и в кавычках) оправдывает, может быть, одно короткое стихотворение «Ногти растут». Но сначала – о «Тик-так».

Когда старшеклассница Галина Колганова обратилась ко мне с просьбой что-то рассказать об одном из своих стихотворений, то я выбрал «Тик-так», самое любимое из написанных на тот момент. Галина под руководством профессора Марины Загидулиной готовила тогда работу по стихам уральских поэтов.

ТИК-ТАК

день промок.
и ты промок,
добираясь вплавь.
закрывайся на замок.
сковородку ставь.
жарь яичницу из трёх.
кофе заваргань.
(просто дура! дура, Лёх!
дура, а не дрянь!)

ты излечишься (тик-так).
справишься (тик-так).

только это всё не так,
даже если так.
20.08.13

Впервые опубликовано: журнал «Дети Ра», №9 (107)\2013 (подборка стихотворений «Даже если так»). Также вошло в книгу «Стихи 2005-2014 г.г.» / Янис Грантс. – Челябинск: Изд-во Марины Волковой, 2014. – 60с. – (Галерея уральской литературы. Кн. 19-я).

Замысел:

Никаких замыслов у моих стихов никогда (кажется) не бывает. Отправной точкой всегда является какое-то слово или словосочетание: подслушанное, прочитанное, всплывшее в голове, придуманное и т.д. Я называю это слово (или словосочетание) паролем стихотворения, хотя в процессе работы этот пароль может отойти на второй план или вообще исчезнуть из черновика. В данном случае мы просто беседовали с одним моим товарищем о том и сём, и он в какой-то момент сказал «а время-то – тик-так, тик-так», имея ввиду, что некие возможности вот-вот накроются медным тазом, поскольку в следующем месяце «провернуть» кое-какое дело не представится возможным. Такое мы, возможно, слышим ежедневно. То есть это общепринятое выражение. Я вдруг подумал тогда (отчётливо это помню), что ни разу не использовал в стихах этого прекрасного «тик-так». И, придя домой, просто накатал это самое «тик-так» в тетрадке.

Идея, образы:

Идея появилась уже, наверное, на шестой строке стихотворения. Некая неуютная (всегда у меня так) ситуация разлуки, ссоры, ну, чего-то подобного, что то и дело происходит между любящими людьми. Тут, правда, всё под вопросом: ссора ли это? Любящие ли это люди? И кто, собственно говоря, кого тут любит? Ага, кто-то возвращается домой, жарит там что-то себе, но в какой-то момент всё равно его обжигает мысль, которая и так преследовала его весь день: почему она ушла? (почему мы поссорились? почему я ушёл?) Впрочем, есть уточнение: герой, который упоминается в этом стихотворении, может говорить и о себе, то есть он и есть этот самый Лёха. Но, может, герой просто говорит о каком-то своём друге Лёхе. При этом почему любимая (любимая ли?) «дура, а не дрянь» – понять невозможно. То есть сути конфликта (ну, сути случившейся жизненной ситуации) мы не знаем. Так вот, вырисовалась такая идея: надежда человека на лучшее при полнейшем (осознанном – я бы сказал) понимании, что это невозможно.
Образов в этом стихотворении, как мне кажется, всего-ничего: один. Затрёпанный-заезженный образ дождливого дня («день промок», «добираясь вплавь»).

Стиль:

Ну, синтаксис тут самый что ни на есть примитивный – без разрывов и завихрений. Лексика – разговорная. Я бы сказал – бытовая (заваргань, Лёх, дура). Сплошные глаголы. То есть ничего особенного – простейшие действия.

Строфика:

Помню, что долго размышлял над тем, не выделить ли двустишие «просто, дура! дура, Лёх! // дура, а не дрянь!» в отдельную строфу, чтобы создать ситуацию неожиданности: героя опять накрыла эта мысль, никак не связанная с тем, что было до двух этих строчек. Но потом ограничился заключением этих строчек в скобки. Мол, то, что происходит наяву, скобками не запирается, а то, что происходит в голове героя – заключено в скобки.

Напоследок:

Это стихотворение, как я уже упоминал, я любил больше других своих текстов. Тут, как мне кажется, получилось совершенно банальную ситуацию, банальные слова и т.д. «приподнять» до уровня, эээээээ, философии жизни (сказано, однако).
Является ли теперь это стихотворение «серебряным призёром», поскольку «Ногти растут» вытеснило его с первой строчки? Не знаю. Спортивный подход в этом случае, похоже, не работает.

НОГТИ РАСТУТ

Впервые опубликовано: Русская поэтическая речь – 2016. Антология анонимных текстов. – Челябинск: Издательство Марины Волковой, 2016. – 568 с. (Подборка стихотворений, глава №12).

Замысел:

Никакого замысла. Стихотворение родилось из быта. После душа (а это целая войсковая операция) мама расчёсывала волосы, а я принёс ей новые носочки и… практически покрылся испариной: ногти на ногах, оказывается, растут самым бессовестным порядком и у людей почтенного возраста. До этого момента мама сама заботилась о себе, во всяком случае – в этом вопросе.

Идея, образы:

Идея стихотворения выражена четвёртой строчкой: детство твоё всё ближе. Вряд ли это открытие. Скорее, это перепев известного выражения: что млад, что стар. Вот-вот маме исполнится 87 лет. Она становится всё беспомощнее. Даже со времени написания стихотворения кое-что уже произошло. Скоро я буду мыть // голову твою белую // и укладывать баю-бай. Так вот, сейчас я мою ей голову, а в десять вечера у нас проходит что-то типа церемонии «спокойной ночи». Странно, когда какая-то жизненная функция отпадает наяву (перестала стричь ногти, поливать цветы, разучилась заваривать себе чай), то это не производит ощущения катастрофы. А в стихотворении, кажется, вот этот ужас происходящего, эта неминуемая катастрофа – самый что ни на есть главный мотив: страшно-то как. // хочется спрятаться под стол…
Единственный образ текста – это, наверное, Дед Мороз. Он списан с реального факта. Когда-то мне поручили роль Деда Мороза, и мы со Снегурочкой поехали по квартирам сослуживцев. Двухлетняя дочь одного из них зарыдала в три ручья от страшных незнакомых людей, спряталась за маму, на этом представление было окончено.
Итак, сверх – я бы сказал – идея стихотворения «Ногти растут» – призыв к любви и сопротивлению. Не исключено, что если я буду стричь ногти маме на руках и ногах, варить ей вкусные обеды, рассказывать о всяких пустяках и внимательно слушать её истории (хоть я знаю их наизусть), то она опять начнёт поливать цветы и заново научится заваривать себе чай.
Мать – это сверхъестественное. Я просто не желаю думать о том, что будет после её ухода. Здесь уместно сказать о вымысле. Да, стихотворение списано с натуры. Но это вовсе не означает, что все мои тексты – такие. Потому что если я всегда делился бы с бумагой лишь сокровенным, то я давно сошёл бы с ума. Выдумывать сокровенное, выдавать фантазию за болевую точку – может быть, самое прекрасное, что дарит мне поэзия. Враньё, которое на каком-то вираже вдруг становится важнее, откровенней, нужнее, правдивее самой правды – это ли не чудо искусства?

Стиль:

Синтаксис и в этом стихотворении явно не изобилует разнообразием и изяществом. Лексика – разговорная. Доверительная, я бы сказал. Дважды произносится слово «детство» (и один раз «дитя») как начальный и конечный пункт земного пребывания.
Во втором томе «РПР – 2016» об этом стихотворении душевно и трогательно написал Андрей Пермяков. Спасибо ему большое. Надеюсь, его размышления тоже появятся здесь.

Отзыв № 6:
Полина Потапова, поэт. Челябинск

Стихи Яниса для меня делятся на те, читая которые я невольно (не в силах ничего с этим поделать) ставлю знак равенства между лирическим героем и автором, и те, л.г. которых мне не знаком, но при этом интересен, любопытен и притягателен. Первые — это преимущественно стихи про любовь, как правило, безответную и/или несчастную (обреченную на…) и про маму (тоже, понятно, про любовь, но — иную). Вот эти стихи я комментировать не могу. Ни вслух, ни про себя. Просто, прочитав каждое такое стихотворение, пытаюсь усилием воли протолкнуть вниз ком, вставший поперёк горла. Потому что — слишком взаправду. Причём настолько, что чувствуешь себя случайно (нечаянно) посвященной во что-то сокровенное, очень личное, чего ты не должна была знать, куда не имела права заглядывать. Такое, знаете, на грани между «вот это и есть настоящая поэзия» и «про такое не пишут». А может и ЗА гранью. Где трагедия л.г., просто -человека (любого), который до самой смерти остаётся ребёнком, состоит в том, что смириться ему с этим — с тем, что и умирать ему маленьким, — не удастся никогда. И особенно остро этот маленький человек испытывает весь этот ужас тогда, когда ему, взрослому сыну, приходится стать папой для своей — ставшей маленькой — мамы. В эти периоды ещё тяжелее принять ту мысль, что на самом деле ты по-прежнему малыш, взрослый, поседевший, уставший, настрадавшийся, боящийся смерти мальчик. Ну, вот, не хотела комментировать, но…

Про дружбу — это тоже из первых. И про такое тоже читать больно, когда знаешь, о ком это. И — о чём. «С говённым названием «жизнь» — это, типа, не автор, а Арешин так считал, а автор, вроде как, не одобряет всё это «бла-бла-бла», но — читаем другое, а там — не радостнее — «уличная палатка с долбаной шаурмой».

Всё это вовсе не значит, что другие стихи Яниса не искренние, не настоящие, исключительно выдуманные. Нет. Они тоже по-честному про смерть. То есть про жизнь, конечно, но… В общем, по сути, про ту же любовь, только — к жизни. Но такую уже очень скрытую любовь, завуалированную, спрятанную между строк, в притягательных, сладких, как запретный плод, образах смерти.

И она у Яниса Грантса — во всём. Во всём зарыта, спрятана. Чувствуешь себя участником квеста «Дойди до Конца». Поищи в сухой траве, в стае деревьев, в стволах, сквозь которые проходят, в коре и корнях… В ельнике, на рогах и травах настоянном… В глухонемой воде, в жиже моря… Там, где «и русалки, как невесты, объедают нас» и где л.г. просит воду: «не дай быть съетым рыбаками»…

В общем,

«куда ни кинь повсюду клинья
из неразгаданных примет».

Примет — смерти.

А ещё повсюду слышится и видится что-то стрекозье, жабье, крысиное, птичье, оленье и собачье… Всё живёт, казалось бы, ан нет —

…
Ничего не будет с нами,
разве что — хана.

…
Ничего нам не маячит,
разве что — конец.

Эта правда от Яниса Грантса такая настоящая, мужская, грубая и такая нежная — правда мальчика — одновременно, что не узнать её, спутать с чьей-то другой, если честно, трудно. Как невозможно и пройти мимо, не приостановиться…

Отзыв № 7:
Бердинских Н.С.
Анонимное стихотворение из главы 12.

Клавиши

Пальцы твои стрекозьи
клавишей давят клей.
(Я утонул в неврозе
от нелюбви твоей).
Улицы, как помои,
в сточной стоят ночи.
(Сделай хоть раз по-мое-
музыку замолчи).

Авторы современной поэзии очень много внимания уделяют форме. Авторы играют со строением, правописанием, с расстановкой ударений, разбивкой слов на части и слоги и другому. Неизвестный автор стихотворения «Клавиши» оказался несколько консервативным писателем, потому что их экспериментов с формой можно найти только один – слияние двух слов в одно единое фонетическое слово, что получается сделать за счёт общего элемента двух слов – «по-моему» и «музыку»:

(Сделай хоть раз по-мое-
музыку замолчи).

Гораздо интереснее наблюдать за синтаксической структурой произведения. Автор условно разделил стихотворение на два настроения одного лирического героя. Первое настроение погружает читателя в мир стихотворения, его систему образов и является орнаментом для лирического переживания, ради которого произведение придумано. Это переживание раскрывается через введённые голоса другого настроения – гораздо менее поэтичного, чем первое, но гораздо более решительного. Именно здесь мы понимаем, что лирический герой отягощён чувством несложившейся любовной истории, которая, судя по словосочетанию «нелюбви твоей», обусловлена невзаимностью.
Для писателя образ любовного чувства напоминает музыку, но этот образ вступает в синтез с другим образом. «Стрекозьи пальцы» скрещивают в себе сложность и многообразие звучания любовного чувства, сродни удивительному движению стрекозьих крылышек, но в то же время очеловечивают образ, добавляя в картину насыщенность и эмоциональность. Музыка равняется любви, следовательно, пока возлюбленная даёт развитие чувствам героя, то и мелодия продолжается.
Но это несчастливое чувство. «Клавиши давят клей», то есть ноты любви застревают и стопорятся, они не перестают играть вовремя, а стрекозья виртуозность возлюбленной, не останавливаясь, продолжает наигрывать. Красота мелодии-любви превращается в тягучую смесь, которая вызывает невроз у лирического героя. Он начинает видеть «помои», ночь дополняется определением «сточная», и решение в этом случае видится только одно – «замолчать музыку».
Стихотворение демонстрирует тенденцию обытовления литературы. Стихотворение целиком и полностью обращено на самое обычное, знакомое всем чувство, которое ничем не осложнено. Автор не использует средств выразительности, но зацепляется за классические образы и начинает их трансформировать. Это он делает с целью передать гнетущее чувство усталости, но не апатичной усталости, а усталости, полной решимости, ведь лирический герой отрицает желание продолжать эту музыку. Мы наблюдаем кризисное, знакомое всем и каждому состояние, от которого рано или поздно нам всем хотелось бы избавиться.
Хочется надеяться, что у лирического героя «музыка замолчала», и помоев в мире его улиц стало меньше.

Живой опыт прочтения

14 июня в Бродокалмакской Павленковской библиотеке состоялась встреча с челябинским издателем Мариной Владимировной Волковой, поэтом Янисом Грантсом и библиотекарем Центральной городской детской библиотеки г. Копейска Татьяной Сергеевной Александровой. Подробнее: http://mv74.ru/blog/archives/zhivoe-slovo-v-brodokalmake/

Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».