И снова Александр Самойлов продолжает читать книги «ГУЛ».
ГУЛ №6. Роман Тягунов и странная посылка
Когда говорят, что поэзия нынче не та, что она умерла и т.п., то имеют в виду совершенно особый вид поэтического высказывания, ярким представителем которого является Роман Тягунов. Этот вид вписан в торжествующую ныне систему обмена, когда вы, потратив свое внимание (деньги), предполагаете, что должны что-то получить взамен. В случае поэзии это, как правило, «шевеление в душе», «мурашки по коже», «холод по позвоночнику» и иные физиологические свидетельства состоявшегося обмена.
Было бы любопытно узнать, с чего вдруг такое отношение к поэзии возникло. Было ли оно «всегда» или стало таковым в момент становления капиталистических отношений, или еще как. Но мы сегодня попробуем посмотреть на организацию поэтического сообщения, которое «реально доставляет».
Интересно, что в этом случае стихотворение, в принципе, может быть плохим. Например.
Да здравствуют годы застоя!
Да здравствует место пустое!
Да здравствует старая дева,
Достойная кисти достойной!
Когда я бутылкой масандры,
Украденной у Александра,
Приветствую фракцию левых —
Мне видится светлое завтра:
Кремлёвские звёзды и ели,
Ворота размера газели,
В которых малиновый евнух
Варит отворотное зелье…
История есть непристойность.
Сравнение это пустое.
Как наши бутылки, как ревность
К любимой эпохи застоя.
Подготовленный читатель, разумеется, увидит тут ту самую газель — строфу, а не автомобиль (стихотворение 87-го года), но здесь мы видим также наглядный пример одного из свойств «доставляющей» поэзии: со временем она нагуливает дополнительные смыслы.
Главное же ее свойство — отсылка к чему-то большему. Какая вам разница, как выглядит указатель в Волшебную Страну: вытесан он из гранита, вырезан на коре дерева или написан каракулями на бумажке? Важно, что там (не здесь!) исполнятся все ваши желания. В русской традиции волшебная страна — это некая «обитель дальняя трудов и чистых нег» откуда до поэта доносятся некие послания, которые он, посредством «лиры», переводит на язык, понятный нам. У Тягунова все это есть, даже слово «лира», и оно не дерет слух.
Вопрос в том, возможно ли (нужно ли) выключение поэзии из системы обмена? Есть ли вообще что-то, что в этой системе не участвует? Говорят, что смерть не участвует — она ни на что не обменивается. Тогда задача поэзии не умереть, не воскреснуть, а стать чем-то вроде смерти. Стать самой смертью.
Оригинал ЗДЕСЬ (не забывайте смотреть оригиналы: именно там появляются комментарии к статьям).
Предыдущие статьи Самойлова:
Об Ионовой
О Киселевой
О Санникове
О Балабане
О Колобянине
