Владимир Лаврентьев — пермский поэт, участник всех четырех томов Антологии современной уральской поэзии.

Текст «РОМАН С ПОЭЗИЕЙ2 подготовлен специально для проекта КФС (коллекция феноменов саморефлексии или #поэтопоэзии).

Роман с поэзией.

Роман с дамой по имени Поэзия представляется мне погружением в аномальное состояние сознания.

Сразу оговорюсь: я не филолог, не психолог, поэтому я буду стараться избегать специальной терминологии и попытаюсь изложить тему максимально доступно и доходчиво. Вместо специальной лексики я буду использовать метафоры, которые иногда работают от обратного: не усложняют образ, а упрощают его. Тем более, что, прежде всего я сам себе пытаюсь это объяснить.

Итак, норма- установленные обществом правила поведения hic e nunc — здесь и сейчас -обязывают его (общества) членов реализовать процесс общения прозой. Эти предписания принимаются по умолчанию, поскольку это, как минимум, утилитарно, то есть, доступно и экономично. В каждом обществе исторически сложился свой стиль дискурса, в том числе, речевого общения, определённой ритмики говорения, негласных интонационных правил и допусков. Это норма. По непроверенным данным, выуженным из Сети, в среднем русский человек в повседневной жизни использует около 2 000 слов. Этого, оказывается, достаточно, и многие, видимо, в этих параметрах комфортно существуют.

Во всяком случае, я таких людей знаю лично, и это не самые плохие (честное слово!) люди. Это нормально. Позволю себе ещё одно отступление. Представим себе эти 2000 слов — символов в виде, во-первых, морских камешков ограниченной цветовой палитры или, что более утилитарно, в виде монет различного достоинства. Эти монеты- твой капитал, необходимый для существования в твоём обществе, твои неразменные пятаки, которые к тебе постоянно возвращаются. Гладкие, стёртые, отшлифованные от бесконечного перехода из рук в руки. Гладкие настолько, что ты уже не испытываешь необходимости в их обдумывании при использовании; стёртые до того, что ты уже не всегда понимаешь их значение, но это и не требуется, поскольку принимающий эти монеты от тебя, тоже реагирует не на содержание, а на оболочку. Это удобно: общаться стандартными сочетаниями монет-камушков. Сложились правила, простые, всем понятные и поэтому безопасные. Впрочем, будь на то твоя прихоть, ты можешь приобрести дополнительно практически неограниченное — рамками твоего временного существования камушков-монет — слов, расплатившись за них своим временем, энергией, наверное, чем-то ещё, что не лежит на поверхности.             Ты можешь это сделать, другой вопрос: зачем это тебе нужно? Что ты на них собираешься выменивать. И у кого? Ты используешь принятые в твоей среде наборы камешков и чувствуешь себя адекватным своего сообществу, соответствуешь норме. Это хорошо и это безопасно и для тебя, и для сообщества. А теперь представь, что ты стал хвастаться приобретёнными тобой монетами с надписью «экзегеция», «имманентный», «квинтэссенция»? Ты будешь с жаром утверждать, что это очень редкие монеты, что ты долго их искал и приобретал и ты научился почти без запинки их произносить. Ты горд. А теперь подними глаза и посмотри на тех, перед кем ты распинаешься. Всё понял?  Лучше заранее подготовить удобоваримый ответ на вопрос «и на …я тебе это нужно?». Под этим подразумевается широкий спектр эмоций: от простого удивления до плохо скрытого полу-утверждения: «ты, что, типа, самый умный?» с логичным продолжением посыла: «а мы, типа, все тут идиоты?». Но ты отыграешь красиво и скажешь, что, мол, запоминал эти слова на спор. И главное, обозначь сумму пари. Тебе скажут: «Дай пять!», заржут и предложат деньги пропить. Лучше согласиться. Твой статус будет спасён. Но на будущее, будь осмотрительнее.

Это отступление вполне можно было сократить или вообще опустить, но как- то всё оно выплывало и текло. (Бравый солдат Швейк с помощью Гашека на эту тему в своём месте хорошо высказался).

Я, вроде бы, отошёл за дерево, а теперь вновь вернулся к теме романа с дамой. Ты весь из себя такой нормальный и правильный, благополучно избежал конфликта с окружающим. Однажды тебе предлагают познакомиться с некоей дамой.  Возможно, будет интересно, а может быть и нет. Но никто не заставляет. Но многим она, оказывается, понравилась, некоторые от неё просто-таки «тащатся». Иногда это бывает прикольно. Нет, нет, не хочешь — не пойдём, проведём свободное время среди знакомых, изрядно надоевших, предсказуемых, но привычных. У тебя есть право выбора, у тебя есть определённый настрой, ты что-то о ней слышал, говорят всякое. Более интересных предложений нет, ты можешь согласиться. Ты согласился, в конце концов.

Ну вот вы сидите (как правило), общаетесь на безопасном расстоянии. Дама не поймёшь какая, вроде бы ты её где-то видел («то ли девочка, то ли виденье»). Ты не можешь самому себе объяснить, что она из себя представляет. Понятно одно: она тебя явно старше и, видимо, умнее, хотя никак этого не показывает. Красивая- некрасивая, не понятно,но чем-то раздражает. Привычные тебе мерки подхода к оценке внешности не работают. То внешность заслоняет содержание — вы общаетесь, она о чём-то говорит — то наоборот. Дама говорит банальности, ты их слышал, кто-то говорил или напел где-то. В паузах ты мычишь, пытаясь восстановить в памяти, откуда тебе известно сейчас услышанное. На самом деле это она с тобой говорит, точнее, она тебя считывает. В конце концов, происходящее тебя начинает, раздражать, усыплять, ты подумываешь, что тебя может спасти смех или привычная пошлятина, но… Во-первых, неудобно, дама, как ни как. Во-вторых, кому- то же она нравится. Ну её… Ты вспоминаешь (это она вспоминает), что у тебя назначена встреча, тебе было безумно интересно и в следующий раз… Ты прощаешься, расплатившись своим временем, странными ощущениями, что тебя либо дурачили, либо разводили непонятно на что. Тебе повезло, честно говоря. Дама просчитала на раз твой капитал в 2000 монет -камешков, и ты потерял для неё интерес. С тебя, по крайней мере, hic e nunc, она ничего не возьмёт. Тебе повезло. Ты её неинтересен. Пока.

Хуже, когда эта дама просчитает в тебе некие пласты психики, о которых ты, может быть, догадываешься, но предпочитаешь прятать их поглубже. Вот вентиль на трубе подкапывает, образуется конденсат. Вроде пока ничего страшного не произошло и не произойдёт, если ты его не будет крутить. А то, что подкапывает —  можно наскоро стереть тряпочкой по имени «рассудок» или «здравый смысл». Протёр, оглянулся — никто не увидел. Пронесло. Забегая вперёд скажу следующее: если тебе не повезёт, дама вытрет о твою тряпочку ножки, а тебе вручит кружевной платочек под названием «благопристойность». Ты им будешь утираться.

Вернёмся к вашему рандеву. Уяснив для себя, что с тебя можно взять нечто для неё вкусное, она проявит активность. Ты ведь не знаешь, что эта дама по сути своей Протей. Она будет менять свой облик быстрее, чем ты перелистываешь страницы или перебираешь в кармане свои монетки. Умело играя на контрастах, она будет представляться то вульгарной, то чувственной, то утончённо невинной. За громкими, иногда напыщенными фразами с порой банальным содержанием ты не почувствуешь шаманского камлания. Ты можешь ощутить острый укол туда, чего по науке не должно существовать. Странная звуковая сцепка, какой-то вывернутый диссонанс, который и не диссонанс вовсе, а наоборот. Как бы если на месте утомляющего взгляд буйства одежд, кружев, шелков неожиданно вспыхнет  будоражащая нагота плоти, дерзкой и …, ты ведь об этом втайне мечтал? Я-то всё о тебе знаю, говорит она. Она втягивает тебя в свои бездонные глаза, в свой голос, это завораживает (а зачем ещё нужны рифмы, повторы и особенности просодии)? Она добивается своей цели, а у тебя на иммунитет камешков монет не хватает или, скорее, их, наоборот, слишком много оказалось. И тут твой якобы жизненный опыт-клише обернётся против тебя. При таком раскладе она покинет ваш столик первой. Ты за всё заплатил, не только временем, но и своим запасом непонятного тебе.

Ну вот, смотри. На улице к тебе вдруг (совсем не вдруг) подходит «цыганка». Я заковычил цыганку, не желая обидеть представительниц этой национальности, следующих установленных для ним традициям. Дело в образе. Кстати, они подходят не ко всем, они считывают издалека объект и перспективы общения. Увидев Кассандру, ты внутренне собираешься, в тебе сочетание визуального образа -яркое, цветное, отличное от окружающего, звуковой ряд запускает защитный механизм. Шаблон общественной психологии: «Опасность! Вымогание денег!». Внутренне ты собираешься, ускоряешь шаг, не входя в опасную зону вербального контакта, и как правило, спасаешься, бросая стандартную заготовку из двух-трёх камешков… Тебя выручает шаблон посыла и априорность ожидаемого посягательства на кошелёк. Включённый регулятор разума негодует: угроза материальной составляющей. Ей нужны твои деньги — это низко и пошло. Теперь гипотетически представь, что пресловутая сивилла пытается развести тебя не на деньги, а …  На секс. Вот так. Внутренне ты не был готов, ты растерялся, ты почти проиграл. Ей не нужно то, что ты ценишь, что исчисляемо, материально, в конце концов — твою несокрушимую основу, твой разум. Ей, как оказалось, нужно от тебя то, что ты сам не ценишь, ну, во всяком случае, считаешь, что это у тебя если и есть, то потеря этого тебя не изменит. Ты ничего не теряешь, игра представляется честной.

Вернёмся к даме за столиком. Точнее, ты к ней вернулся. Она тебя ждёт и делает вид, что скучает. Она говорит, что у неё не так уж много времени. Точнее, это у тебя не много времени — у этой дамы со временем свой роман.  У неё сегодня намечены другие встречи. И она хочет перейти прямо к делу. Опытная дама соблазняет мальчика. Она делает это деловито, профессионально, у неё многовековой опыт соблазнения. Противостоять у мальчика шансов нет, хотя бы потому, что мальчик очень хочет быть соблазнённым. Спасти его может только объективная непригодность. Он об этом пока не знает, дама же в силу своего опыта даже из ничего может сделать что-то. Она попытается у тебя забрать то, чему ты сам не можешь дать определения. Монетки стёрлись, да и камушки не те. То, что происходит дальше — слишком интимно. Взрослая дама знает, чего она хочет и получит это, если конечно, «это» у тебя есть. Она также знает, о чём мечтает мальчик. Она не может тебе этого дать, она может показать и предложить, а вот сможешь ли ты это взять — зависит только от тебя. Впрочем, возьмёшь ты или нет, даме не интересно. Ей нужно получить твоё. Она мягко, спокойно, почти как дальняя родственница, внушает тебе, что это не опасно, ты просто попробуешь, глупо не попробовать. У тебя может получиться. А если не получится, что ж, это останется между вами, всё зависит от тебя самого. Глупо не согласиться. Ты ничем не рискуешь. Дама знает, что делает, шансов у мальчика нет. Он соглашается, томимый приближением чего-то сладкого и, наверное, порочного. Тогда Протей обнажается. Протей ничем не рискует: ни в плане общественной нравственности, ни в плане профессиональной этики Протея. Можете себе представить обнажившегося Протея?  Мальчика бьёт током и это ещё слабо сказано. Но от него требуют ответного обнажения. А мальчик — не Протей, его нагота — его последний рубеж психической самоидентификации.          У дамы есть много чего предложить мальчику, она может честно выполнить свои обещания и показать ему воочию высоты и низины её бытия, имя которому — хаос. Если мальчик это увидит — ему конец. Нет, не так. Конец, точнее, точка невозврата наступит тогда, когда — и если- у него что-то получится. И не дай Бог, он это поймёт. Всё. Для общества с этого времени он потерян, это первая мысль, которая придёт ему в голову наутро, когда он очнётся опустошённый. Если что-то получится, он сам утратит чувство самосохранения и сам, трясущимися руками вопреки здравому смыслу будет всем демонстрировать следы близость с дамой. Его тайные игры станут достоянием гласности, осуждения (осмеяния). И однажды его с издёвкой назовут словом на букву «П». «друзья покинут вас, влюблённость им смешна.» (А.Рембо). А что дама? Она иногда будет навещать тебя. Сделав с тобой всё, что она собиралась сделать и опустошив твою душу, она подбросит в неё некий катализатор, вырабатывающий нужные ей гормоны, которыми она подпитывается. За ними она и придёт. Ты же знаешь, как добывают берёзовый сок? Пробивают в коре отверстия, добираются до каналов сокодвижения и вставляют катетер. Ну вот, с тобой поступили так же. Ты стал её донором, бесплатным, поскольку денег на этом ты никогда не заработаешь. Она- дама с духовными запросами, альфонса около себя она не потерпит. Единственным для неё ты не станешь, таких у неё не счесть, и ты далеко не самый лучший. Но как мальчика на побегушках она тебя вполне может оставить, если, конечно сочтёт тебя достойным тереться у её подола и ревновать к другим её, как тебе будет всегда казаться, более удачливым фаворитам.

Так что, роман с дамой по имени Поэзия совсем небезопасен. Правда, ты можешь ограничиться флиртом с нею. Оставаясь благопристойным членом общества, ты можешь сочинять «поздравлялки» своим друзьям и сослуживцам и прослыть душой компании. Она этот жест снисходительно оценит и оставит тебя в покое. Может быть. Но нужно помнить, что инфицированный единожды иммунитета не приобретает. Потому будь осторожен, оставаясь наедине с самим собой, особенно в полнолуние. Вибрации странные в этот время, знаешь ли.

Если оставить в стороне «макабрские танцы» метафоры, то всё достаточно легко можно объяснить с точки зрения физики. Окружающее нас пространство, ни что иное, как волны. Может быть, не только волны, но для удобства, конвенциально так сказать, примем это за данность. Недалеко от истины. Волны всех мастей имеют определённые характеристики, в которые я вдаваться не буду, во всяком случае, есть у них длина и тому подобное. Они существуют, образуют потоки, завихрения, создают вибрации, переносят энергию. Они это делают, не спрашивая нас, поскольку, по сути дела, в сухом остатке, мы — тоже волны. И тоже занимаемся тем же самым, чем и положено заниматься волнам. Всё это, о чём я сейчас упомянул, осторожные философы именуют хаосом. Поэзия — это часть хаоса, структурированная особым образом, причём структурированная нами же. Вся актуализированная ритмическая словесность на протяжении всего периода существования её создававших, будучи энергией, переносилась, будучи опять-таки и волнами тоже, и аккумулировалась во исполнение закона сохранения энергии на полках хаоса, будучи однородным, по сути дела, явлением. Достигнув критической массы, эта для удобства именуемая мною энергия, посредством нисходящих потоков вибрации спускается вниз, как снег или дождь… И здесь она может попасть в резонанс с тем, что вырабатываешь ты сам. Если это совпадёт — произойдёт чёрт знает, что. Близкое к ступору, а может быть, это он и есть. Всё то, что на тебя вылилось, представляется музыкой, она тебя переполняет, но ты не можешь интонировать. Заскорузлый словарный запас, достаточный для повседневной коммуникации, но совершенно непригодный для вербализации услышанного. Камешки-монетки. Ты начинаешь опустошать все известные тебе закрома родного и не только языка, перебирать и перелицовывать слова-символы. Иногда это получается, иногда нет. Я лично жалею о пофигистком отношении в своё время к постижению математики и физики, которые, как ни странно, по моему мнению, имеют непосредственное отношение к освоению поэтического феномена. Осваиваю иностранные языки, латаю прорехи в философском образовании. Для чего это всё? А ни для чего, просто по- другому ты уже не можешь. Это мой опыт, у каждого он свой. Тут чужим не воспользуешься.

Примерно то же самое, правда, другими словами я пытался ответить на вопрос  «Как стать поэтом?» как-то поставленный передо мной ученицей 9 класса, не помню какой школы, в рамках запланированной  этой школой беседы «правового воспитания». Представляю, как я выглядел в глазах этих школьников и сопровождавшего их педагога.

К этому тексту я прилагаю на всякий случай два стихотворения, на мой взгляд, отражающих моё субъективное отношение к процессу творческого погружения в поэзию.

 

ВСЯ ПРЕЛЕСТЬ ПЕРЕВОДА.

Я посетил страну, я видел свет,

струящийся от моря и до окон

и к морю возвратившийся отскоком,

он ту страну, как паутину, свил.

 

Там -тополя, одетые во френч

пирамидальный. Мороки из специй.

Там речь острей наполненного шприца;

течёт река, гортанная, как речь.

Там славы пыль и мрамора столбы,

там неба разноцветные разломы.

И я пытался сделать слепок словом,

что доказать себе, что я там был.

Но отраженье солнца в пене вод

на лист перенести нельзя без смеха.

И вышло всё иное, словно эхо

оригинала или перевод.

Переведи меня на свой язык,

не торопясь, враскачку — торопиться

бессмысленно – так скалолаза пальцы

находят на поверхности пазы.

 

Ты соблюдай условность, не трепля

структуру текста, ритмику и формы.

И как в игре в «глухие телефоны»,

пускай другой переведёт тебя.

 

И вновь, и вновь всё будет чёртикак,

то и не то, со слепка — новый слепок.

Я обещаю: тот, кто будет следом,

свой вариант создаст, наверняка.

 

Лишь тысячный, швыряя камни в пыль,

надеясь лишь на фарт, на совпаденье,

пробьёт мишень случайным попаданьем,

войдёт в страну, ну, в ту, в какой я был.

 

И он узнает, что- в её саду,

и прикоснётся к небу, если сможет.

А я на свой язык, процесс продолжив,

твой вариант страны переведу.

 

И ещё.

 

ПРОГУЛКА С ТЕНЬЮ.

 

Отвернись от своей тени, возвратись в самого

себя; для тебя нет другой погибели, кроме забвения

того, что ты погибнуть не можешь.

Августин Блаженный «Монологи».

1.

Я тень свою таскал полдня

по всем мостам и эстакадам.

Да где мы только не таскались!

Полдня, считай, полжизни для

того, чтоб сдать её в утиль

и, сунув в мусорный контейнер,

(ну, тот, куда бросают тени),

захлопнув крышку и уйти.

Да ради всех святых! Она

мне не нужна, да и нелепо

таскать как траурную ленту

её весь день, от сна до сна.

Но шансов не было в игре.

Увы, избавиться от тени —

как плоти убежать от тленья.

Она — как первородный грех.

 

Не отставая от меня,

как собачонка из убогих,

она мне оплетала ноги,

когда её я прочь гонял.

 

Не знаю, кто- игла, кто- нить;

она растёт- я уменьшаюсь.

Она мне не оставит шанса

себя хотя бы сохранить.

И присосавшись, как упырь,

она мне растворила тело

и превращала эпителий

в саму себя, короче, в пыль.

Её стряхнуть не в силах с ног,

с меня свисающую нежить

пытался мелом обездвижить,

очерчивая мелом. Но

я этим их лишь размножал.

Чеснок, осина и аргентум

бессильны в роли аргумента.

Спалить их невозможно. Жаль!

Но-счастье! Полдень в свой мешок

собрал все тени, словно ветошь,

стёр в лужах отраженья, света

потом добавил и ушёл.

 

2.

… Они сидели в стороне,

подобно беженцам с парома,

изображая посторонних

по отношению ко мне.

 

Цыганка вытащила грудь

и кормит девочку-химеру.

Под сенью в гипсе пионеров

прилёг уставший кенгуру.

Поодаль грязный марабу

перебирает лапы-грабли.

Я видел этих мизераблей*,

что называется, в гробу!

 

И потихоньку эта рвань,

что в пыльном мареве дрожала,

ко мне тихонько приближалась,

а я не мог ног оторвать.

 

И тут я понял: это-я

во всех прошедших ипостасях.

Помилуй мя, какие страсти!

Какой для «дурки» матерьял!

 

Всё, кем ты был и что творил,

вся тень твоя перед тобою.

И кто достойней для забоя:

ты сам иль эти все твои?

 

И после этого кто — тень,

не я ль, забытая на стогнах,

существовавшая настолько,

насколько длится благость стен?

 

И стало в полдень вдруг темно

средь копий высохших растений.

И я сижу, как неврастеник

с ретроспективой своих снов.

3.

 

…Не сохраняющей следы

проходим солнечной дорожкой,

где птицы подбирают крошки,

где тень — уже мой поводырь,

ведёт, не спрашивая броду,

где семицветный арбалет

завис над мороком полей

подсолнухов, туда, где лодок,

точнее, их теней мазки

лежат, приклеены так плотно,

что проступают с оборотной

(см. нашей) стороны реки.

 

Туда, откуда всё взялось,

и где не вечность всё, а вечер,

где искры сохнут сетью Млечной,

где всё — в одном и всё — насквозь.

* убогие, обездолденные (франц).