Мое первое поэтическое впечатление — стихотворение Василия Кузнецова «Базар». У меня в памяти до сих пор жива интонация, с которой отец произносил слова лягушки, продающей квас: «Вам не нравится квас? Ладно, хватит покупателей без вас». Также от папы я впервые услышала Пушкина года в три. Он наизусть произносил разные его стихи в подходящей ситуации. Вот осенью он ведёт меня за руку, а на деревьях и под ногами желтые, зеленые и красные листья. Папа обычным голосом говорит: «унылая пора! Очей очарованье!». Зимой посмотрев в замёрзшее окно нашего барака : «Мороз и солнце, день чудесный…» Именно в такой день мы его и хоронили в первых числах декабря, только мне уже было не три года, а шел сорок третий. И эти слова про себя я повторяла много раз в тот солнечный декабрьский день, как ни кощунственно это звучит: день похорон любимого и так любившего тебя отца — и вдруг — чудесный. Отец был хорошим человеком, и солнышко провожало его в последний путь.
В военное и послевоенное время почти единственным источником информации для нас было радио — черная тарелка на стене, которое почти никогда не выключалось. Часто звучали оперные арии, романсы, стихи и проза в исполнении таких мастеров художественного слова как Д. Журавлев, В. Яхонтов и других. Я впервые услышала по радио «Я вас любил…», не зная ещё, что это Пушкин и что это романс. Часто звучало «Я помню чудное мгновенье», ария Ленского из «Онегина» — «Паду ли я стрелой пронзенный». В студенческие годы мы пели-декламировали: «Зима! Студенты торжествуя, в столовку (в общагу) обновляют путь, и дырку в валенке почуя, несутся рысью как-нибудь». Во время экзаменационной сессии часто звучало: «Подруга дней моих суровых», «Буря мглою небо кроет» и т. п.
Сын в детстве любил «Сказку о попе и работнике Балде» — она его веселила, а также бой Руслана с головой, который он не раз рисовал. Внук приобщался к Пушкину через «Сказку о царе Салтане…». Когда ему еще не было года, я подносила его к картинке парусника на море и говорила:
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.
Внук смотрел то на картинку, то на меня и радостно смеялся. По-моему, он улавливал рифму. По крайней мере, различая простой разговор с ним и чтение стихов. Однажды летом мы с ним были дома одни, а на кухне готовила обед, он в ходунках бегал по комнате и приносил мне по одному игрушечных зверей, которых я называла. По радио артист читал «Сказку о царе Салтане…». Ребенок вдруг затих, весь подался к радио, а при словах: «Ветер по морю гуляет…» начал бурно радоваться. Показывал на радио и повторял: «Баба, баба!» Он узнал эти стихи и хотел сказать, мне, что он их знает.
Со старшей внучкой знакомство с Пушкиным началось с «Руслана и Людмилы». Года в два я прочитала ей «Лукоморье», и мы начали искать на картинке котика, Пушкина под дубом, цепь. Ей нравилось это слушать, и она часто меня заставляла читать, именно читать. Когда я начинала это рассказывать наизусть, она ладошкой закрывала мне рот, бежала за книжкой и открывала её на нужной картинке. Годика в четыре она стала рисовать дуб и кота, который «ходит по цепи кругом». Позже она просила читать, как Людмила «играет в прятки» с Черномором, надевая его шапку задом наперед. Книжка уже была взрослая без картинок. Я не могла ей читать все подряд, а выискивала эти сценки среди общего сюжета и слегка отмечала их карандашом, чтобы в другой раз не искать. А лет в девять ее заинтересовали отношения Финна и Наины: почему она сначала его не любила, хоть он так старался, а потом он ее не любил, когда она его полюбила. Пришлось уже эти сценки вычленять из поэмы. Очень нравилось ей стихотворение «Конь» из «Песен западных славян» (« Что ты ржешь, мой конь ретивый»).
Позже, подростком, она несколько лет занималась верховой ездой. Через «Вещего Олега» прошли сын, внук и внучки. Все они в свое время с замиранием сердца слушали эту «Песнь». Младшая внучка узнала Пушкина по «Сказке о царе Салтане…» Ей очень понравилось начало:
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
Ну и, конечно, про белочку, которая грызет золотые орехи. Сидим мы как-то с ней на кухне. Я перебираю гречку, она рисует девочек в нарядных юбочках с кошачьими мордочками. По радио С. Лемешев поет романс на стихи Пушкина «Слыхали ль вы за рощей глас ночной». Не отрываясь от рисования, она одобряет: «Хорошая песенка про львов». Опешив, я спрашиваю: «Каких львов?» «Ты что, баба, глухая? Дядя русским языком спросил: слыхали, львы? Я только не поняла, они слыхали?» А я поняла, что все объяснения по этому поводу мне придётся отложить на несколько лет.
В этом году исполняется двести двадцать два года с момента рождения Пушкина. Три двойки, прямо магическое число. Сколько разных дат, связанных с Пушкиным было на моей памяти. И время было другое, и сама я была другая, а Пушкин всё тот же: родной, близкий, у которого можно найти ответы на волнующие тебя вопросы. Единственная разница — с каждым годом понимаешь его лучше. Как у Д. Ковалева:
Пушкин с возрастом ближе,
Пушкин с опытом глубже.
<…>
Сад в цвету и с плодами,
Пушкин ближе с годами.
К его шестидесятилетию в 1859 году А. Григорьев сказал: «А Пушкин — наше всё». И это воистину так.
Степан Щукин. Портрет графа Хвостова (до 1828). Источник: Википедия
Галина Ивановна Кравченко об упоминаниях Дмитрия Хвостова в текстах Александра Пушкина.
ПУШКИН И ХВОСТОВ
Мой стих, увы, несовершенный,
Но я не Пушкин, я другой.
Н. Рубцов
Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837) — великий русский поэт. Дмитрий Иванович Хвостов (1757—1835) — его старший современник, русский поэт. Издавна считался символом графоманства, но сам снисходительно считал Пушкина своим преемником. Хвостов близкий родственник А. В. Суворова (1730—1800), муж его племянницы. Граф Суворов говорил ему: «Митя, ведь ты хороший человек, не пиши стихов. Если не можешь не писать, то хотя бы не печатай».
Давным-давно в Альманахе «Поэзия» за 1989 год я прочла стихи Олега Левитана (ровесника Победы) «Баллада о Графе Хвостове». Вот фрагменты из нее:
Генералиссимус опальный
прощался с жизнею своей…
Уже священника призвали,
и граф Хвостов в соседней зале
торчал, как перст, в толпе родни.
Вошел лакей и тихо молвил:
«Вас их сиятельство зовут…»
«Прощай, дружок, верти судьбою, —
сказал Суворов, — Бог с тобою,
и не пиши стишков, дружок…»
Пред графом всё померкло разом,
и, потрясен таким наказом,
Хвостов поднялся весь в слезах.
Был граф, как человек — не вредным,
но если б только знал он, бедный,
живя на Невском берегу,
что есть в Москве птенец курчавый,
что в паре с нянею лукавой
лепечет первые «агу»…
Вот подрастёт, поэтом станет,
И графа нашего помянет —
и так и эдак! то-то, брат,
желал бессмертия? Готово!
Но разве слушают Хвостовы,
когда им дело говорят…
А недавно в сотый раз перечитывая том за томом Пушкина, я решила собрать его упоминания о Хвостове. Александр Сергеевич называет его в своих стихах Хвостовым, Графовым, Хвостовым, Свистовым.
Первое упоминание о нем встречается у пятнадцатилетнего Пушкина-лицеиста в стихотворении, написанном в 1814 году, «К другу стихотворцу». Оно было напечатано в «Вестнике Европы» за подписью «Александр Н.к.ш.п.» и обращено к Кюхельбекеру (Арист).
Стихотворение «Воспоминания в Царском Селе» было написано в ноябре 1814 для чтения на публичном экзамене (8 января 1815) при переходе с младшего трёхлетнего курса Лицея на старшие. Это первое стихотворение, напечатанное с полной подписью (1815). Литературный кружок «Арзамас» (1815—1818), который активно посещал Пушкин, объединяя сторонников «нового слога Карамзина» (сентиментализма и романтизма): Жуковского, Батюшкова и других. Ему противостояла «Беседа любителей русского слова», сторонников устаревшего классицизма XVIII века, в т. ч. Д. Хвостова. Один из членов «Арзамаса» Вигель Ф. Ф. (1786—1856) позднее написал в своих «Записках»: «Вошло в обыкновение, чтобы все молодые писатели об него оттачивали перо своё, и без эпиграммы на Хвостова как будто нельзя было вступить в литературное сословие; входя в лета, уступали его новым пришельцам на Парнас и таким образом целый век молодим ребятам служил он потехой (1-й том собрания сочинений А. Пушкина в 10 томах. С. 659).
В стихотворении «Городок» (1815):
<…>
Намаранные оды,
Убранство чердаков,
Гласят из рода в роды:
Велик, велик Свистов!
<…>
Но здесь тебе не смею
Хвалы сплетать венок:
Свистовским должно слогом
Свистова воспевать;
Но убирайся с Богом,
Как ты, в том клясться рад.
Не стану я писать <…>
На рифмы удалого
Так некогда Свистова
В столице я внимал,
Когда свои творенья
Он с жаром мне читал.
Ах! видно, Бог пытал
Тогда мое терпенье! <…>
Затем стихотворение «К Дельвигу» (1815)
<…>
Но придут уж заботы
Со всех ко мне сторон
И буду принуждён
С журналами сражаться,
С газетой торговаться,
С Графовым восхищаться…
Помилуй, Аполлон!
Следующее стихотворение «Моему Аристарху» (1815) обращено к лицейскому преподавателю российской и латинской словесности Н. Ф. Кошанскому. Аристарх — имя александрийского филолога и комментатора II—I вв до н. э., стало нарицательным для строгого и педантичного судьи.
<…>
Сижу, сижу три ночи сряду
И высижу — трехстопный вздор…
Так пишет (молвить не в укор)
Конюший дряхлого Пегаса
Свистов, Хвостов или Графов,
Служитель отставной Парнаса,
Родитель стареньких стихов,
И од не слишком громкозвучных,
И сказочек довольно скучных.
<…>
В том же 1815 году под влиянием произведений Д. Фонвизина Пушкин написал длинное стихотворение, скорее даже поэму, сатирическую, «Тень Фонвизина». Фонвизин с посланцем богов Меркурием (Гермесом, Гермием, Ермием) спустились из рая (ада) на Землю ознакомиться с современной русской поэзией:
<…>
Певцов российских посетить,
Иных лозами наградить,
Других — венком увить свирели <…>
И в две минуты опустились
Хвостову прямо в кабинет.
Он не спал; добрый наш поэт
Унизывал на случай оду,
Как божий мученик кряхтел,
Чертил, вычеркивал, потел
Чтоб стать посмешищем народу. <…>
[Фонвизин обратился к нему.].
«Хвостов! Старинный мой дружище!
Скажи, как время ты ведёшь?
Здорово ль, весело ль живёшь?»
«Увы! несчастному поэту, —
Нахмурясь отвечал Хвостов, —
Давно ни в чём удачи нету <…>
Что я хорошо, в том клясться рад,
Пишу, пою на всякий лад.
Хвалили гений мой в газетах
В «Аспазии» боготворят.
А все последний я в поэтах,
Меня бранит и стар, и млад,
Читать стихов моих не хочут. <…>
Мальчишки надо мной хохочут. <…>
Пускай мой перукмахер снова
Завьёт у бедного Хвостова
Его поэмой заказной
Волос остаток уж седой». <…>
Поутру оду смастерил
И ею город усыпил. <…>
[От Хвостова Фонвизин с Эрмиеле посетили еще несколько поэтов, всех выругали, а похвалили только Батюшкова, но он спал] <…>
Когда Хвостов трудиться станет,
А Батюшков спокойно спать,
Наш гений долго не восстанет,
И дело не пойдёт на лад».
Следующее стихотворение «Усы» (1816) <…>
Чтобы не смять уса лихого,
Ты к ночи одою Хвастова
Его тихонько обвернёшь,
В подушку носом лечь не смеешь,
И в крепком сне его лелеешь,
И утром вновь его завьёшь. <…>
А теперь «Из письма к В. Л. Пушкину» (1816).
<…>
И беспокойный граф Хвостов,
И все, которые на свете
Писали слишком мудрено,
То есть и хладно и темно,
Что очень стыдно и грешно!
В 1825 году Пушкин написал «Оду его сият. гр. Дм. Ив. Хвостову», иронически саравнивая его с Байроном, умершим в 1824 в Греции.
<…>
Лети туда [в Элладу], Хвостов наш! сам.
Вам с Байроном шипела злоба,
Гремела и правдива лесть.
Он лорд — граф ты! Поэты оба!
Се, мнится, явно сходство есть. —
Никак! Ты с верною супругой
Живешь в любви — и наконец
Глубок он, но единобразен,
А ты ж глубок, игрив и разен,
И в шалостях ты впрямь певец. <…>
(Супругой Хвостова была урожденная княжна Горчакова А. П. В стихах он называл ее Темирою).
В том же 1825 «Из письма к Вяземскому»:
<…>
Но твой затейливый навоз
Приятно мне щекочет нос:
Хвостова он напоминает,
Отца зубастых голубей. <…>
Имеется в виде притча Д. Хвостова «Два голубя»:
<…>
Кой-как разгрыз зубами узелки
И волю получил.
В 1794 Д. Хвостов перевел с французского «Андромаху» Ж. Расина, а в 1812 году вышло очередное издание с изображением актрисы А.М. Колосовой, исполнявшей эту роль. По этому поводу А. Пушкин написал стихотворение «На трагедию гр. Хвостова, изданную с портретом Колосовой»:
Подобный жребий для поэта
И для красавицы готов:
Стихи отводят от портрета,
Портрет отводит от стихов.
В стихотворении «Ты и я» («Ты» — это царь Александр I):
<…>Афедрон ты жирный свой
Подтираешь коленкором;
Я же грешную дыру
Не балую детской модой
И Хвостова жесткой одой
Хоть и морщуся, да тру.
В стихотворении «Вяземскому» («Язвительный поэт, остряк замысловатый…») всего шесть строк, но в черновике их куда больше, в т. ч такие:
<…>
И в глупом бешенстве кричу я наконец
Хвостову: Ты дурак, а Стурдзе: ты подлец.
В 1829 году Пушикн написал эпиграмму на Надеждина Н. И., автора тяжеловесных архаичных стихов, которому покровительствовал Хвостов:
Седой Свистов! Ты царствовал со славой;
Пора, пора! Сложи с себя венец.
Питомец твой младой, цветущий, здравый
Тебя сменит, великий наш певец!
Се: внемлет мне маститый собеседник,
Свершается судьбины произвол,
Является младой его наследник:
Свистов II вступает на престол.
Было бы несправедливо не привести ни одного стихотворения Д. Хвостова. Вот они. «Новому лирику» (1817)
<…>
Ты счастлив стал, известен свету
Твой дух, твоя хвала Поэту
Летят в обёртке голубой,
Державина порывом полны,
На отдаленны Псела волны,
Родительский утешить дом;
Но сам в коричневом жилете,
Забыв о злой поэтам Лете,
Бредёшь в присутствие пешком.
<…>
Поэт, имущий остры стрелы,
Обняв чудесности пределы, Парит в сообществе орлов.
[Русская поэзия. 1813—1825. Серия КиС. Москва : Художественная литература, 1990]
И ещё фрагменты из очень длинного стихотворения Д. Хвостова «Послание к NN о наводнении Петрополя, бывшем в 1824 году 7 ноября». Это «Послание» было написано по горячим следам наводнения, поэтому А. Пушкин в «Медном всаднике» иронически заметил, что едва настало утро следующего дня, а
<…> …Граф Хвостов,
Поэт любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
А теперь строки самого Д. Хвостова:
<…>
Я волн свирепство зрел, я видел Божий меч. <…>
Вода течёт, бежит, как жадный в стадо волк,
Ведя с собою чад ожесточенных полк.
<…>
Мы зрим, среди Невы стоят верхи домов; <…>
Всё тонет, плавает по улице, рекам,
Спасенья нет коню, пощады нет волам. <…>
Пред днём молитвенных бесплотных в свете сил
В твой навечерный день, Архангел Михаил, С Петрополем в полдни событие ужасно. <…>
Сам сердобольный царь от высоты чертога, Покорности к Творцу, любви к народу полн,
Послал жертв исхищать из уст свирепых волн.<…>
В этих тяжеловесных стихах, тем не менее, уже есть те образы, которые позже перекочуют в легкие строки Пушкина при описании наводнения наводнения в «Медном всаднике».
Сравните, вот Пушкин: <…>
Нева вздымалась и ревела, <…>
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась. <…>
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружён <…>
Обломки хижин, брёвны, кровли <…>
Плывут по улицам! Народ
Зрит Божий гнев и казни ждет <…>
Царь молвил <…>
В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.
«Послание…» Хвостова взято из книги «Петербург в русской поэзии. XVIII — начало XX века». Ленинград : Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. С. 74.
Хвостов, конечно, не Пушкин. Поэт XX века Саша Чёрный сказал:
По мненью критиков суровых, Парнас пустует много лет.
Бесспорно, — Пушкиных нет новых,
Но… и Белинских новых нет.
И все-таки Д. Хвостов внёс свой посильный вклад в русскую поэзию. Вот эпиграмма Е. Баратынского на Хвостова:
Поэт Писцов в стихах тяжеловат.
Но я люблю незлобного собрата:
Ей-ей! Не он пред светом виноват,
А перед ним природа виновата!
Хвостов много переводил, в частности, он перевел стихотворный трактат «Поэтическое искусство» французского поэта и критика Никола Бауло-Депрео (1636—1711) в 1808 и дал ему название «Наука о стихотворстве». Да, он не Пушкин, но и все последующие поэты не Пушкины. Пушкин один на все времена, навсегда. Как и русская поэзия. Как говорят в таких случаях внуки, — forever (фореве), во веки веков.
Галина Ивановна Кравченко
Увы, проект «Улица имени…» приостановлен. Но путешествия продолжаются!