ГЛАВА № 111

Читающий эту главу знает, что в основе любой книги лежит отрицание того, что в начале было Слово, потому что в книгах изначально заложено очевидное и сладкое разочарование: мол, в конце концов всё кончится словами…

* * *
Как пахнет блондинка в вечернем метро
И в утреннем метро
И перекись у виска.
Мы будем пить крем-соду и ситро,
Всё время нас ухватит за бока,
За жабры нам не хватит табака,
Но подсластит свинцовый бубль-гум
Весь этот гам, не слышный нифига,
И глум, и голод, и весенняя пурга.

Мы будем жить, как скажет воробей,
Как пискнет стриж под сводами подземки.
Я стала быть, как воздух из грудей
Там, выше нас, каскадами поземки.
Давай ты будешь каждым из людей
Давать свои запястья и коленки,
Покуда не закончится гвоздей.

* * *
Не плодить одиноких штук
Стык в стык,
Шов к шву.
Шероховатые голоса
Цепляются за молву.
Шаг
В шаг
Попадает след,
Пропадает стыд.
Снег идёт
По твоим стопам,
По твоим словам,
Так
И должно быть.
Так тяжёлое лёгкое
С той
Стороны ребра
Не мужчина, не женщина,
Не кузнечный мех,
А пустая шкурка, сухой наждак.
Там, где денег нет,
Не велика нужда,
Но, где света нет,
Особенно дорог блеск.
Не платить одинокий плеск
Занавески о зимнюю гладь окна.
Пластик, новые виды, стены меняют цвет,
Становятся как страна.

* * *
Год последний, предвоенный,
Весь какой-то сокровенный.
Неужели это я
До этого дожила?
Тень тяжёлая, не моя,
Тянет жилы дотла
И сама вытягивается антенной.

Мы ещё не знали тяжёлых плеч,
Как их давит солнце,
Окутанное в слои
За слоями.
Мы здесь все свои
И в яме.

Нет, не все свои –
Уже и память не та,
Узелок на память
Вытянут, как места
На коленях, которым таять.

* * *
Выходит из моды,
Как из воды,
Земная поверхность,
Её долгие проводы,
Лишние слёзы,
Здесь помарка, описка, следы.

И, затмевая чёрный свет собой,
Поверхность лунная в её прозрачном глянце
Становится одеждой, и рябой
Её перед покачивается в танце,
И спинка, и невидимый подбой.

Ничья душа, одетая в луну,
Подумав, не склоняется ко сну,
Но выдвигает свой невеский довод –
Хрустальный уголь, сложенный в слюну,
И вся сгорает в уголке диванном,
Как и в глазном сгорела бы, и ну-
Жен здесь, по-видимому, провод
С глазного дна к безглазому не дну.

* * *
Будет дымка, морозный туман,
Минус восемь, кончается мир.
И сидят по панельным домам
Те, кто не был, и те, кто был.
Стань огнём, говорят, огонёк
Над конфоркой горящего дня.
В пиромании
Детской
Подросток сжигает листок,
И сквозь них проступает стена.

* * *
Так и плыли мы до поры, до воды.
Доплывали голыми до воды,
Застывали порами у коры,
И смола
Тянулась,
Как тянется только мать.
И плыла по берегу
Тень моста
Тенью дерева
В глубине куста.
Так и плыли мы, рассекая кров,
И неясный отзвук не шёл на свет.
Это было практически
Как менять
Этикетки спичечных коробков
На наклейки с других планет.

* * *
Где воздух спирает грудь
И страх расширяет вены,
Проходи, сгорающий человек,
Сквозь ледяные стены.
Пролетай, тающий леденец,
Между щекой и горлом.
Ты пропадёшь в лёгкие,
И это будет скорее акцент,
Чем говор.
Так каждый день человек уходил,
И его оставалось мало,
Хотя плоть полнела
И душа его прирастала.

* * *
Здравствуй, огонь,
Синий газовый пламень,
Стань моей правой рукой,
Стань моей левой рукой,
Стань моими ногами
На пол, коснувшись ногой
Рыжего пластика плоти
Каждой щели половой.
Свет из окна ноутбука
Тоже весьма синеват.
Впредь тебе будет наука
Вечных весёлых ребят.
Пламя встаёт над ногами
В длинном глазастом дыму.
В узкой и тесной Вселенной
Страшно тебе одному.

* * *
Это тело далёкого мира
Шлёт телу далёкого мира
Приватный привет,
И эпоха меж ними,
Как в нимбе,
Стянулась в дугу.
Так картинка на свет
Раздвоилась на лево и право,
На глаз и на глаз.
Говорю: «Не могу»,
И сказать не могу,
Чем она обернётся для нас.

* * *
Се грядёт невеста,
А тени над ней стоят,
И дорога вьётся воздушными петлями эстакад.
На капоте лента, и виадук
Для кольца раскрывает руку,
Хотя не имеет рук.
И горячий воздух взбивает за прядью прядь.
О, какая музыка понесётся по
Травянистым улицам,
Слюдяным депо,
Заводским переулкам в переплетеньи труб.
Се грядёт невеста,
Это её кольцо,
Из-под навеса
Светит её лицо.

* * *
Поскольку я на улицу вообще
Не выхожу с начала разговора
И до начала тоже не вхожу.
Так входит в кожу мыло или масло,
И там, под ней, подобное ножу,
Подобному реке, что не погасла,
Пока несла огни на глубине,
Другим огнём расходится во мне.
Ну, повтори, чего тебе не ясно?

Опыт прочтения

О Главе № 111 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 204, 206, 210, 351, 370, 417, 551, 611, 642, 667.
Отзыв №1
Юсупова Регина, журфак ЧелГУ

В целом стихи интересные, с неожиданными поворотами сюжета. Читается очень легко. Все слова понятные и простые. Все стихи плавно меняют темы. Нет резких переходов. Мне нравятся рифмы в стихах. Например: «Будет дымка, морозный туман, минус восемь, кончается мир. И сидят по панельным домом те, кто не был, и те, кто был». Туман–домам, мир–был. Необычные, запоминающиеся и оригинальные рифмы.
Я думаю, что можно эти стихи сложить в песни. Песни под гитару. Представляю группу друзей возле костра, которые поют эти душевные песни. Особенно для песни подойдут следующие стихи: «Здравствуй, огонь, синий газовый пламень, стань моей правой рукой, стань моей левой рукой, стань моими ногами…»
Не смотря на то, что стихи написаны просто и в некоторых строках всего два по два слова, в них есть много смысла. Я считаю, что для каждого человека этот смысл свой. Каждый воспринимает эти стихи по-разному. И для каждого они что-то значат.
***
После прочтения этих стихов я представляю свой дом. Сразу становится тепло и уютно. Эти стихи немного грустные. А когда я вспоминаю свой дом, то всегда грущу. Стихи я прочитала медленно. Когда я приезжаю домой на выходные, то все стараюсь сделать не торопясь, растянуть время, дорожить каждым моментом.
Строчки «Так и плыли мы до поры, до воды. Доплывали голыми до воды, застывали порами у коры…» напоминают мне мое любимое место. Это озеро, которое находится через дорогу от моего дома. Туда я прихожу, когда нет настроения, хочу над чем-нибудь подумать или просто отдохнуть.
Когда читала стихи, то представляла моросящий дождь, так получается, что когда я прихожу на озеро, то погода всегда не очень хорошая. Эти стихи навевают мне некоторые воспоминания из прошлого. Читаю их и просто вспоминаю себя.

Отзыв № 2:

Татьяна Пухначева, кандидат физико-математических наук, Новосибирск, автор второго тома РПР-2016.

Свой – чужой, или не проходите сквозь стены.

***
Где воздух спирает грудь
И страх расширяет вены,
Проходи, сгорающий человек,
Сквозь ледяные стены.
Пролетай, тающий леденец,
Между щекой и горлом.
Ты пропадёшь в лёгкие,
И это будет скорее акцент,
Чем говор.
Так каждый день человек уходил,
И его оставалось мало,
Хотя плоть полнела
И душа его прирастала.

Стихотворение очень короткое, неклассические тринадцать строк. А написано про него получилось намного больше. Этот факт можно несколько оправдать сразу двумя причинами. Во-первых, в хороших стихотворных текстах есть такая особенность, как сжатие и кодирование информации. А во-вторых именно из-за этого их очень интересно разгадывать. Тем более, раз уж все кончается словами…
Итак, попробуем разгадать этот стих. От радости, или гнева, или еще какого-то сильной эмоции сперло дыхание. Скорее всего, это все же не очень положительная эмоция, коль скоро к ней добавился сильный страх. Настолько сильный страх, что сердце от него уходит в пятки и приливающей кровью распирает вены. Все вместе точно описывает состояние сильнейшего стресса. Стресс сжигает человека, поэтому он буквально горит, действительно «сгорающий». Горящий человек легко может пройти сквозь ледяную стену, просто-напросто расплавив ее.
Да уж, в гневе, например, человек способен делать весьма необдуманные поступки, о которых потом часто сожалеет. Вот и здесь, ну зачем, зачем плавить ледяную стену? Чтобы преодолеть преграду и проникнуть внутрь чего-то. Хотя нельзя исключить возможность проникновения наружу изнутри чего-то. В любом случае такое проникновение сквозь ледяную стену приводит к «перевертышу». Тающая ледяная стена тут же превратилась в тающий леденец и уже не человек проходит сквозь нее, а она проходит сквозь человека. В итоге возникает вполне логичная цепочка, ведущая к тому самому воздуху, которого не хватало в первых строках. Мы внутри, а там-то его много. Напомню чисто физиологический факт, что, как правило, дыхание «спирает» после вдоха, как бы лишая возможности продолжить и выдохнуть. А вот и цепочка: воздух – дыхание – речь (слова).
Хотя это не звуки связной речи, а скорее один громкий звук-всплеск, акцент. Как всплеск камушка, упавшего в воду, так же и всплеск леденца пропавшего в легкие.
Интересна тема акцент – говор, в которой проявляется еще один аспект. Возможно, он здесь далеко не самый главный, но все же дает некоторый дополнительный смысловой фон. Посмотрим, чем они отличаются и в чем похожи. И то, и другое кроме уже упомянутого звукового значения, имеет еще дополнительный смысл некоторой неправильности в речи. Но акцент есть неправильность в произношении, а слова при этом употребляются обычные. То есть акцент бывает у человека, который говорит на чужом, не родном языке. Это «чужой» человек. Говор — это употребление не совсем привычных стандартных слов. Говор можно услышать от человека, который говорит на родном языке, то есть у соплеменника.
Уйти без возвращения можно только один раз. И если каждый день уходить, то придется каждый день возвращаться. Почему же из-за этого человека остается мало? Потому что с каждым уходом, то есть проходом сквозь стену и обратно, он или частично сгорает и возвращается немного другим. Не совсем человеком, «чужим»? Кстати, другим уже потому, что эти переходы вносят изменения и в его плоть, и в его душу (плоть полнеет, душа прирастает).
И в конце уже совершенно крамольная, и скорее всего, совершенно нелепая мысль. Почему-то все это напоминает сложные семейные отношения, этакий перманентный семейный скандал.

__________________________________________________________________________
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Дмитрий Голынко-Вольфсон, поэт, кандидат искусствоведения. 4 книги. Живет в Берлине. http://www.litkarta.ru/russia/spb/persons/golynko-volfson-d/

ГЛАВА № 110

Опыт прочтения

О Главе № 110 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 351, 353, 354, 355, 357, 417, 598, 611.

Отзыв №1
Ангелина, 27 лет, мама, домохозяйка. Екатеринбург.

Прочитала стихи 110 главы Дмитрия Голынко-Вольфсона, сразу пришло в голову «творение» вконтакте:

я достаю из лохматых сосков
суриката в костюме узбека.
поставьте мне памятник в рыбном ларьке,
я — поэт двадцать первого века.

Но если бы было все так просто! Голынько-Вольфсон пишет о приметах нашего времени, которое действительно такое сумбурное, непонятное, нелепое. Информационные потоки нас захлестывают. Мозг уже ничего не запоминает больше часа. Я горжусь собой. Я не смотрю телевизор с его истеричными ведущими, тупыми шоу, взрывы, парады, чем лечить молочницу. Я молодец. Я не читаю новостей в ленте Вконтакте: приколы, девочка языком достает до середины носа, котики, Артур опять на Алтае, помогите у мальчика рак, лайкните мою вышивку, наши проиграли.

Я сама по себе. Я вне информационного поля, вне времени.

Чушь! Кого я обманываю? Это про меня Голынько Голынько-Вольфсон написал. Я живу в этом сумбуре или вовсе не сумбуре. Это время такое, в котором так много слов, терминов, неологизмов, негатива, политики, глупостей, гениальных идей, пейзажей, музыки, чужая боль на показ, красотки, учим английский самостоятельно…

Может остановиться? «…по лугу как прадед пройти босиком…». Фигушки. Это мое время, мой хаос, мне тут нравится. Я впитаю эти террабайты инфы.

Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Герман Лукомников, поэт, литературтрегер. 13 книг. Живет в Москве. http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/lukomnikov-g

ГЛАВА № 109

Кладбище – это место, где кое-кто таки докопался уже до истины

* * *
Я шел по местности безлюдной
И слышал голос в вышине.
Казалось, этот голос чудный
Так много сообщает мне.

Но разве передать словами
Его божественный привет,
Когда я тут, когда я с вами,
На этой ярмарке сует…

* * *
Опять заботливая проза
Морочит прописью своей.
А где же, извините, роза?
Где, извините, соловей?

Пускай букетиком мимоза,
А по карнизу воробей,
Но страшно распустилась роза
И в спину свищет соловей!

* * *
Она сказала: «Погоди.
Душа не дух, душа не тело», –
И, вынув сердце из груди,
Куда-то дальше полетела.

С тех пор я смерти не боюсь
И бедных чувств своих не прячу,
И только плачу, плачу, плачу,
И снова плачу, и смеюсь.

* * *
Взглянуть в оконце поутру,
Где как-то не совсем обычно
Трепещут листья на ветру –
Так внятно, стереоскопично,

Где с неба прыгает вода…
Взглянуть – и глупо улыбнуться,
И вдруг нечаянно проснуться
Всерьез, как в детстве, навсегда.

* * *
Когда в восторге и тоске,
Судьбой нещадно огорошен,
Как ящерицын хвост, отброшен,
Ты дико бьешься на песке –

Как знать, быть может, в этот миг
Разумный житель Андромеды
Твои просматривает беды
И просветления достиг.

* * *
Ползет по дереву жучок
И воздух рожками бодает,
Как приснопамятный бычок,
Затем он в бездну упадает.

Мораль сей басни такова
(Сейчас вы будете смеяться):
Кругом слова, слова, слова
Шевелятся и шевелятся.

Опыт прочтения

О Главе № 109 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 56, 80, 141, 207, 358, 364, 416–417, 561, 611, 642, 667.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениями этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Ирина Машинская, поэт. 8 книг. Живет в Парамусе, близ Нью-Йорка. http://www.litkarta.ru/world/usa/persons/mashinskaya-i

ГЛАВА № 108

Торопиться некуда, мы уже никуда не успели: того парня из Назарета распяли без нас.

Снова январь

Полночь остановилась, словно пустой вагон
отцепленный, где ты спишь, мальчик, со всех сторон
уголь-зола. Как там тебя зовут теперь, Узала?
– Помнишь, как звал тебя? – А я как тебя звала?

Вижу те сны твои, стыки пустых платформ,
а где-то к пяти – раз! – в коллоидный хлороформ
лета – гляди, как занялся Куст, его кожистый хлорофилл –
всё, что любил, пришло за всем, что любил.

Так, листьями твоего дерева ли, куста
полнится жизнь моя из того листа –
из твоего письма, в 2:30 ночи Письма,
хоть неполна семья – родилась зима

и ещё зима. Зола не идёт в ведро.
Тает, что ляжет, – всё нынче июль и вёдро.
Печку топлю и чугуном гремлю –
этой золой люблю, печкой люблю.

С медным ведёрком, с чугунным большим ведром
кто же из нас идёт от крыльца двором?
Кто задирает голову – а там дым высится золотой?
Кто под луной стоит с яркой твоей золой?

Тает июль-мороз, подушки без наволок.
Кто вышел в сад покурить, и стал двор велик?
Кто нашим елям ровня, шпилям прямым, как луч?
Всё, всё растает, чему не лечь.

Кто покурить вышел – и странствует налегке
с так же губам знакомой, как твой пепел – реке,
бабочкою чернильной, якорьком на руке?

В сумерках

Я сегодня не Сирин, а Слоним,
потому что стою по дворе к красных выгоревших сапогах
и огромной ковбойке пасынка.
Я сама собрала листводув и стою разбиваю
прошлогодний слежавшийся пласт,
равнодушно слежу,
как вздымается верхний
тяжёлый и слипшийся наст листвяной и веду их
волна за волной, пудовые эти цунами,
в овраг за сарай.

Это время, когда
много снятся мертвые
мои, горы, собой
заслонив, что осталось от солнца.

Голубая под вечер одна, и другая, и третья
постоят, наполняясь лиловым, уходят на запад,
листья в овраг.

Святая София

Немолодой многопьющий с добрым пустым лицом –
ему трудно уже оставаться отцом.

Дочь приходит к нему как мать, ей с ним тяжело вдвоём.
Она говорит ему: «Папа, давай споём».

Он промолчит, а дочь соберёт со стола.
Пока дойдут, начинают колокола.
Тихие гуси по синему, ватные купола.

Гнутые гусли, в тени скамейка и двор щербат.
Он у стены сидит на синей тёплой скамье
в чистой рубахе, будто живёт в семье.
На самопальном диске: Степан Щербак.

Малое лёгкое дерево – седая его копна.
Он начинает тихо, он допоёт до дна
до самого дна: «Нiч яка мiсячна».

На рассвете

Тяжёлая белка шурует в оранжевой жёсткой листве
как на кухне хозяйка Ненужный уже
быт оставшийся после cебя
-ы- вот это – дупло
в сердцевине

Как странны как сухи слова
тверды и конечны
быт посуда депо
остаются от жизни но снова
стопудовый чугун
превращаеся в мягкую жесть
твёрдый «быть» превращается в мякоть
«есть»
и в ржавеющей жалкой отважной
тварь и утварь шуруют
в опавшей как листья ненужной
жизни опять неразлучны

Редеет рядно
Звездчаты прорехи
Как быстро светает сквозь них
и теплеет
и в который уже – цвета рельсов –
раз – надвигается скорый

дня. Всё равно, всё равно.
Пусть гремит, пусть хозяйственно ранит и режет
Тот, Кто смотрит кино,
насмотреться не может

* * *
И потом научаешься обходиться без человека,
без словечек его,
без примочек, привычек,
пепла, пепельниц, фляжек – даров
простодушных знакомых,
не знающих, что подарить.
Без метелей
лотерейных билетиков
всюду: в машине, и там под сиденьем,
и в комнате,
страшной комнате после
бутылок, и фляг, и жестяных кружочков от дешёвого пива.

То есть вдруг забываешь, как он злился,
как тяжело ревновал,
как собой заслонял зазеркалье,
как обидно не верил,
не давал порулить,
не пускал – и потом не встречал,
и как было двоим одиноко.

Он становится только тем
вдруг оставленным,
остающимся,
отстающим
и слабым
нелепым, родным,
с некрасивым широким запястьем,
чистым запахом, милым
тенором – тем, с которого всё началось,
что остался в кассете.

Научаешься ждать, чтоб вернулось
светлой ночью в недопостроенном доме:
привычка молчанья,
шёлк плеча,
все смешные клише,
что родны и нелепы, как верность,
он весь
с корявой армейской наколкой,
как тополь на улице детства.

Земля приближается

На выселках смотри на веcёлках
на угловатом ломаном востоке
плывут ночные солнечные доки
стоящие на рейде города
но если вдуматься то малые посёлки
на резаных как puzzlе больших заливах
ждут навигации вернуться в города
и так Далёк Восток что всё есть Запад

Там городские сдержаные танцы
шары из зеркалец квадратных погляди
вращаются на нитках планетарных
Большой земли лежит запретный плод
и зеркальца болот
и чёрный ситчик – луг болото пойма
и снова танцплощадка фонари
и яростный фонарь ночного склада

Они внизу они уже внутри
Он накренился забирая влево
Как это клёво боже мой как это клёво
в восторге пролепечет конькобежец
освоивший лишь левый поворот

Ты новичок ты чуткое никто
и ты вот-вот сейчас сойдёшь на землю
на скрученных
от долгого дрожащих перелёта
сойдёшь вот-вот на свой благословенный
Грунт а под ним Кору
а вдуматься на яблочную кожу
на шкурку в пятнах мятая шагрень
не знающую воска
уже потраченную уже как в Первый день
потраченную
туда где каждый день –
как возвращенье с Колымы

Утро на краю

К волне и от волны
в толпе и за толпой
песочник дорогой,
кулик береговой.
По мокрому песку,
по твёрдой отмели,
до тёмного вдали
дойду – и поверну.
Не мост, не пирс, не док –
опоры вышли вдаль
как очередь, глядящая
в невидимую цель.
Ни от кого забор
их чёткий перебор,
и плещет по ногам
волна, к волне, к волнам.

Мир бирюзов и бел –
блажен, кто в нём побыл
и трогал пены сеточку
и тёмных балок гниль,
кто знает, как сильны,
вставая из волны
с подгнившей стороны
и с жаркой стороны.

Кто шёл на полюс их,
разрушенных, родных
чтоб положить ладонь
на их горячий верх,

С тобой – и от тебя,
с тобой – и за тобой
по блеску осевой,
с песочников толпой,
с былым – и набело,
с умом – и без него,
внутри себя и вне.
Заплыв – и я в уме.

Опыт прочтения

О Главе № 108 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 271, 272, 349, 353, 354, 355, 416, 541, 611, 642, 666–667.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Василий Бородин, поэт. 4 книги. Живет в Москве. http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/borodin-v

ГЛАВА № 107

Опыт прочтения

О Главе № 107 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 14, 135, 268, 348, 357, 416, 487, 597, 611, 642.
Отзыв №1
Хроликова Валерия, УрГПУ

Русский путешественник, писатель, художник,
пилот свободного аэростата,
Протоиерей Русской православной церкви
(Московского патриархата)
Пропал совершенно внезапно в две тысячи пятом году,
А сегодня с утра нашёлся и всё рассказал:
«Детки, все десять лет я провёл в аду.
Я влюбился в девушку-гота, потом были тоже девушки-готы.
Мы плясали ночами по склепам под группу
«Соломенные еноты».
Я узнал о Дженезисе Пи-Орридже и ядовитейших веществах.
Каждый день мы летали на знаменитейших существах.
Я готовил двухтомник о том, как седлать
и пришпоривать василиска.
Над отдельными главами ржали никогда до тех пор
не смеявшиеся Алиска и Василиска,
Украшали моё лицо макияжем из чёрных звёзд,
И вороны кричали: «Ну ни хуя же!» – из чёрных гнёзд.
О окраины, многоэтажки, сырые голые ветки,
Стукающиеся друг о друга похмельным утром и, как креветки,
Выброшенные уличной кошке с балкона субботним днём,
Гопники, скрючившись, переругивающиеся
на лавочках ночью, когда лужи-лужи горят огнём!
Был ли я запрещён к служению, я не знаю.
Просто сейчас почувствовал: постарел, устал, заебло.
Вот вы ещё не поняли, а я понимаю:
Ад есть ад, грех есть грех, зло есть зло».

«Так горек он, что смерть едва ль не слаще».
Данте

Существует ли ад на земле? Вопрос, волнующий немногих, но тем не менее вызывающий споры. До недавнего времени я и сама не задумывалась над ним, и вот, прочитав стихотворение Василия Бородина, вопрос сам назрел в моей голове.

Первое впечатление обманчиво. Очень кстати эта фраза пришла на ум после прочтения стихотворения. За улыбкой и легким смешком последовала глубокая грусть (осознание приходит позже). Что же так зацепило?

Уже в самом начале появляется некий гибрид – и человек дела (путешественник, пилот), и человек искусства (писатель, художник), и лицо духовное (протоиерей). Думаю, автор надеялся показать «размытость» границ в современном мире. Сейчас вокруг нас перемешалось все: писатели и художники, слесари и подводники, протоиереи и пилоты, женщины и мужчины и т.д. И никого не удивляет такой плюрализм, наоборот, за ненормальное принимается какая-то единичность.

На мой взгляд, особую роль в стихотворении играют время и пространство. Протоиерей, рассказывающий об адовых похождениях, пропал в 2005 году и встретился с рассказчиком спустя десять лет: «Детки, все десять лет я провёл в аду». Но герой умер не буквально, а умер для «нормальной» жизни, окунувшись в окраинную субкультуру с алкоголем, наркотиками, кощунством и развратом.

Герой с головой окунается в контркультуру, в которой больше маскарада, чем реальной веры в ад. Важна внешняя составляющая субкультуры: мрачная одежда, панк-музыка, наркотики, вызывающее поведение. Сам отец-основатель российского движения готов Андрей Наркевич говорит, что движение готов зашло в тупик, о чем свидетельствуют самоповторы (в частности, в музыке).

Пространство меняется: то это склепы, по которым танцуют готы, то это окраины и многоэтажки. Создается ощущение ущербности мира – как будто нет ничего, кроме кладбища и бетонных коробок на окраинах городов. В это пространство ада органично включено и пламя: «лужи-лужи горят огнем!». Казалось бы, появился свет, какая-то надежда, но это же ад, который немыслим без огня.

Свою роль играет и цветовая символика – в стихотворении преимущество у черного цвета, что позволяет увидеть ту сторону жизни – смерть. Черный угнетает, это цвет, поглощающий свет, неспособный его отразить. И если вдуматься, то такой мир должен погрузиться во мрак.

«…сырые голые ветки, / Стукающиеся друг о друга похмельным утром» показывают пропитой  мир настоящего. Для кого же это утро похмельное? Скорее всего, для гопников, которые сидят, скрючившись, «как креветки, / Выброшенные уличной кошке с балкона субботним днём». Поначалу такое сравнение забавляет (правда же, смешно – гопники-креветки). Но и тут опять ощущение какой-то глубинной печали: гопники выброшены, как и креветки, на периферию жизни, и что же остается делать, кроме как сидеть, скрючившись?

На уровне стиховой формы также происходит столкновение традиционных приемов. Рифма нерегулярная, чередуется с «холостыми» строками. Комичность стихотворению придает и омонимичная рифма («пришпоривать василиска» – «Василиска»). Строки произведения разной длины, нет деления на строфы, что позволяет создать своеобразную «поточность» сознания лирического героя, непрерывность происходящего, его одномоментность.

В стихотворении отчетливо просматривается противопоставление традиционной общечеловеческой морали и молодежной субкультуры, которая эти ценности переворачивает. Насколько должен быть отвратителен мир, чтобы ворон вдруг заговорил, да еще и ругательно: «И вороны кричали: “Ну ни хуя же!”». На языке ада начинает говорить и протоиерей: «Просто сейчас почувствовал: постарел, устал, заебло». Тем не менее, не смотря на мат, стихотворение отчетливо-назидательное: «Ад есть ад, грех есть грех, зло есть зло». (Неслучайно рифмуются «зло» – «заебло».) Может показаться, что слова героя не стоит воспринимать всерьез – «падший» иерей не вызывает доверия у читателя. Но разве раскаившийся грешник не лучше ста праведников?

Отзыв №2
Марта Гудова, студентка УрФУ, Екатеринбург

«Русский путешественник, писатель, художник, пилот свободного аэростата…»
Складывается впечатление, что стихотворение написано от лица взрослого человека, попавшего в молодежную среду, живущего по строгим правилам общества, но по какой-то причине попавшего в пучину запретного мира, ранее им неизведанного.
«Русский путешественник, писатель, художник, пилот свободного аэростата, Протоиерей Русской православной церкви (Московского патриархата)». Перечисление профессий в начале как бы говорит о том, что это могло случиться с каждым, вне зависимости от изначального статуса, рода занятий и жизненной позиции.
Далее идет повествование о жизни в период отсутствия в привычной среде обитания. Точкой отсчета становится влюбленность, о чем понятно становится исходя из следующей строки: «Я влюбился в девушку-гота, потом были тоже девушки-готы». Уточнение того, что девушка действительно гот, наводит на мысль о том, что это нетипично для повествующего. Чувства к ней становятся причиной для выхода из зоны комфорта, после чего он попадает в водоворот событий. Упоминание названия андеграундной панк-группы, имени музыканта, являющегося оккультистом, ядовитых веществ и последствий их употребления («Каждый день мы летали на знаменитейших существах. Я готовил двухтомник о том, как седлать и пришпоривать василиска»). Все это похоже на список атрибутов плохой компании, от которой родители подростков просят их держаться подальше. Прибывание в таком обществе несомненно сказывается на повествующем: в своей речи он пару раз употребляет ненормативную лексику.
Заканчивается все его словами о том, что он устал и ему все надоело, но хочется отметить, что нет намека на то, что он жалеет о пережитом. «Ад есть ад, грех есть грех, зло есть зло». Возможно, что адом и грехом в последней строке названа как раз таки смена привычного образа жизни и окружения, которая далась нелегко и принесла свои последствия, либо речь о том, что только пройдя через все это, «пропавший в две тысячи пятом» понял истинное значение этих слов.
Автор словно хочет напомнить читателю о том, что никто ни от чего не застрахован и все может случиться с каждым.

Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Фаина Гримберг, поэт, писатель, переводчик. 19 книг. Живет в Москве. http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/grimberg-f

ГЛАВА № 106

Опыт прочтения

О Главе № 106 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 169, 170, 206, 326, 349, 350, 354, 416, 432, 598.

Отзыв № 1
ЛЕЖАК Кирилл, журфак ЧелГУ

Я всегда старался жить так, чтобы никогда не чувствовать когнитивный диссонанс. Проблема в том, что возвращаясь к современной российской поэзии вновь и вновь, так или иначе, начинаю его ощущать. А ведь дядюшка Пелевин завещал…
Проблема современных поэтов в том, что они абсолютно не в духе времени. Вот был Пушкин, писал он своей знаменитой онегинской строфой, был доволен жизнью. Сейчас – это национальное достояние наравне с газом. Потом была шайка Маяковского, сбросившая с корабля современности сукиного сына русской поэзии с криками, балалайкой и литературным террором. Получилось же! А сейчас что? По идее должны прийти поэты современники, щелкнуть по носу бедного кухонного жителя и сказать: «Пора и тебе на покой, вражина!». А где? А нет. Потому что единственное, на что способны современные поэты – это поэзия пост-модернизма. Мне кажется, что это отсылки ради отсылок. Что нового привнесли поэты современники в поэзию? Изменили язык, как это сделал Пушкин? Нет. Перевернули представление о литературе? Нет. Они только доказали, что стихи – это для слишком уточненных, умных, красивых и успешных людей.
Только вот я не такой. Я не понимаю! Да и не должен понимать! Поэзия – это не про смысл, а про чувства. Про любовь, страдания и человека. Про безумное, злобное, вечное. Рядовой читатель, наступая по колено в современную поэзию, должен испытать эмоцию, а не задуматься о смысле. И уж тем более не слушать писк противных мух, жужжащих про глубокие смыслы.
Стихи Фаины Гримберг консервативные, тяжелые и великолепные. Про все тоже безумное, злобное, вечное. Но так утонченно лукаво. Так противно по старому, что пробираться до чувств совсем не хочется.

***
Коркино, Дом культуры.
— Дорогие поэты, нам точно нужно выпустить сборник стихов всех авторов уральского региона! Я, как депутат городской Думы, вынес этот вопрос на рассмотрение. Мне кажется, что местный культурщик нам поможет. А если нет, то в Челябинск поедем.
Отчеканив свои слова, сухонький дядечка медленно вышел из-за трибуны, аккуратно спустился по лестнице и сел в первом ряду.
На пустую сцену смотрел заполненный зал. Можно было бы сказать, что зал прямо-таки горел, будь это 20 лет назад. Сейчас это были потухшие глаза разной степени старости и морщинности. Громко кашлянув, высокий статный мужчина в дорогом костюме, вышел к подножью сцены и сказал:
— Ну что? Совсем нет идей на сегодня.
Зал начал в полголоса что-то обсуждать, кто-то достал сигарету и начал пафосно курить вверх.
К этому странному курильщику подошёл городской депутат и сказал:
— Выбросьте сигарету, пожалуйста. У нас не курят.
— А я не с вами, — затушив о подлокотник кресла сигарету, скупо произнес поэт.
— Если предложений нет! Тогда пойдемте на праздничный ужин!
Депутат и статный мужчина начали выходить в сторону столовой, осматривая собравшихся.
В зале с ногами были только они.
_______________________________
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Константин Рубинский, поэт, музыкант, драматург. 6 книг. Автор Уральской поэтической школы. Живет в Челябинске.
http://mv74.ru/upsh/konstantin-rubinskij.html

ГЛАВА № 105

Философская лирика – это как металлургический балет. Впрочем, из этого абсолютно ничего не следует, кроме того, что металлургический балет теоретически возможен.

Нитью

вдеваться дальше
в женщину которая тебя не любит
в мать которая тебя не судит
в сына который с тобой не будет
в старика который тебе не отец а мог бы

в маяк на который тебя не пускают

в окна
на которых темнеют стёкла
потому что светает

ушко за ушком на себя набирая как звенья
иглу за иглой накопляя в гроздь
вживаться сильнее
вдеваться больнее
оставаться пройдя насквозь

старика
он в воду уходит
женщину
она в лодке дрожит
мать
она с того берега машет страшно
пальцы сына
меж которых песок бежит
его пальцы красивей песка
пока что

* * *
Строго, трудно с меня спроси.
В каждую мелочь ткни.
Позабытое сотряси,
Вывеси, разверни.

Брось попытку свести края,
Кротость оставь свою.
Господи! Не прощай мне: я
Ведаю, что творю.

* * *
Прижимаясь к тебе, вижу города, которые не увижу:
Улицы, набережные, скверы, скамейки.
Успеть бы туда добраться, почти добрался,
Проливаюсь в тебя – и можно уже не ехать.

Ты моложе, и скорее всего успеешь.
Расскажи мне о них заранее, слов не тратя.
В трещинах твоих губ – детали карты:
Линии улиц, стрелки путей трамвайных.

Олд таун, бугристые стены, булыжная мостовая.
Солнце слепит, чайка взлетает с дорожного знака.
В узкой белёной комнате на улице Дольна Брама
С настенной фигурки Христа облезает лак.

Двигайся в такт мне, не говори, что и ты никогда не узнаешь
Ниигаты, Триеста, Глазго, Дарвина, Кларенвилла.
Утешь меня, что успею всюду, что уже успеваю,
Обнимая тебя крепко, до судорог в шее.
Что с этой минуты умру, не теряя
Мёртвой пчелы на предгрозовом лугу под Алкмаром,
Мандариновой корки на пляже в Краби,
Мелкого авторемонта по дороге в Палмер.

Никто никуда не успеет, никто ничего не увидит.
Ветер швыряет чайку обратно, о дорожный знак ударяя.
Никому никуда не нужно.

Если заплачешь, значит, не можешь вспомнить:
Мы так страшно друг друга сжимали,
Что теперь не поймём и сами,
Иерусалим это был
Или Гаага.

* * *
крошево, марево, курево, морево.
режет подошвы родная юдоль.
здесь только музыка обезболивает
(всё остальное наносит боль).

ставит укол, чтобы час не оттаяло,
плотно бинтует меня на весу,
полно, хохочет, очнёшься в Италии,
в дудочке пить я тебе принесу.

сход и развал заслоняет ладонями,
венцев утешных по вене гоня…
только без палева присное порево
даже во сне настигает меня,

через наркозы пробившись дрезинами,
перебивает вивальдьевский лёд.
в пятнах родимых челяба бензинная
рэпом из ВАЗов пролётных блюёт.

вот она, близь моя, милая мресь моя,
синих мизаров солёная слизь.
где хлороформа на всё это месиво
дудочке-дурочке впрок напастись?

* * *
Нехристь моя вода,
Накрест твоя волна.
Тёплый, войди сюда:
Кое-что сберегла.

Нерест растёт в крови.
Можешь удить в избе.
Зыбкая, забери,
Спрячь от себя в себе.

Холоден, тяжек шёлк,
Медь болит под губой.
Быть в тебе хорошо:
Лучше, чем быть с тобой.

Опыт прочтения

О Главе № 105 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 353, 355, 356, 416, 553, 611, 642, 664–665.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Владимир Богомяков, поэт. 6 книг. Живет в Тюмени.
http://www.litkarta.ru/russia/tumen/persons/bogomiakov-v

ГЛАВА № 104

Удача – это мозаика, составленная из множества отдельных неудач. И это очевидно. Неочевидно, кто и какую мозаику составит из наших удач.

* * *
Кротовые загоняли меня за пивом.
«Что, папаша, жалко пару литров для зверьков?»
А закусывают лишь дождевыми червями,
Сидя перед своими подземными церквями.
Читают хором «Землеройное соборное уложение».
Особенно в период размножения.
С ними всегда много кротовых баб и малышей.
И все пьют за нерушимый союз землекоповых и слепышей.
Но, когда под землёй наступает ночка,
Разбредаются кроты преимущественно поодиночке.

* * *
Пока ты спишь, что-нибудь да исчезает.
То деревенька, а то и город.
Хотя позднее уже понимаешь,
Что город был не вполне настоящий.
Помнишь, там был летаргический транспарант,
А на нём легкомысленный звероящер?
И можно было вполне ожидать,
Что город скоро сыграет в ящик.
Хорошо, что мы там не пошли
Вкушать пищу с местным властелином.
Гадом буду, накормил бы он нас пластилином.

* * *
Как хорошо пахнут бархатцы,
Когда они надломлены.
Их надломители точно установлены.
Это, как всегда, были коты.
И Господь не поразил их молнией с высоты!

* * *
Я был сильно пьян, я не соображал ничего.
И в таком состоянии написал Джону Лайдону письмо.
Написал угрюмо, неотвратимо и невыразимо.
Временами вообще писал без слов.
Как бы шумом шагов по вершинам тутовых дерев.
Вытягивал его, как романс вытягивает Милий Балакирев.
Убаюкивал его, словно молнию в поле.
Украшал его, как невесту-лисоньку над ручьём.
Джон Лайдон его прочитал и уничижил меня в сердце своём.

Вслед за разноцветным тверским Покемоном

Афанасий Покемону Разноцветному говорил: «мой зайчик, киска, птичка…».
Любил Афанасий и сексуальные эвфемизмы типа «чей это хоботок?».
Показывал Афанасий Покемону Разноцветному порножурналы
И другие достижения секс-индустрии.
И вот убежал Покемон Разноцветный, спасая душу свою.
Афанасию уж не поднять высоко свой рог.
Стал он посмешищем для соседий.
Соседи лежат с покемонами в логовищах и смеются.
Толковали, что стал Покемон с кречетами посол от великого князя.
Говорили, что под Казанью он был прострелен ордынской стрелой.
Говорили, что в Смоленске он в следственном изоляторе, том, что на
Проспекте Гагарина (следственный изолятор № 0001 УФСИН России).
Говорили, что он в смоленской дурке.
Говорили, что пляшет он на верёвочке у беспечных ефиоплян.
Но день дню передаёт речь и ночь ночи открывает знание.
Узнал Афанасий, что в Болливуде Покемон Разноцветный.
С Рией Син пьёт коктейли.
С Сонам Капур ходит по саунам.
С утра вкушает тыквенный карри с нутом и цукини.
Вкушает в обед зелёный паштет из чечевицы.
Вкушает на ужин ведические конфетки.
И прекраснейшие юноши играют ночами для тверского
Покемона.
Звучат для Покемона ночами
Ситар, сарод, танпура, бансури, шенай, саранги и табла.
Играют индийская продольная флейта, гхатам и скрипка.
И наполнилась душа Афанасия чёрной тоской.
Ранним утром отправился в путь за Разноцветным тверским Покемоном.
Отправился за море Дербентское, море Индийское и море Чёрное.
Пошёл от государя своего великого князя Михаила Борисовича тверского.
Пошёл от владыки Геннадия тверского и Бориса Захарьича.
Пошёл от братьев Гамида и Зафара.
Пошёл специально от Витьки Карася.
Поплыл Афанасий Волгою и пришёл в монастырь калязинский.
У игумена Макария и святой братии получил благословение.
Из Калязина плыл до Углича, из Углича в Кострому и Нижний Новгород.
В Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла татарского.
Бывал Афанасий в кабаках нижегородских, слушал речи сепаратистов.
О свободном Нижегородско-Суздальском княжестве.
О победе Василия Тёмного над Дмитрием Шемякой.
Об укрощении гордых, проклятых и уклоняющихся от заповедей.
Приехал Хасан-бек с кречетами от великого князя Ивана.
И было кречетов девяносто.
Поплыл Афанасий с Хасан-беком вниз по Волге.
Казань прошли, Орду, Услан, Сарай.
Дальше поплыли на другом корабле.
Плыли мимо Астрахани, месяц светил, и татары кричали страшно.
Афанасий ничего не слыхал, и кораблик бежал себе под парусом.
Три раза брали Афанасия на речной гоп-стоп.
Пять раз просто грабили и забрали всё до последней сигареты.
И пошёл Афанасий, заплакав, в Дербент, а из Дербента в Баку.
А потом пересёк море и попал в персидский Чапакур.
А Разноцветный Покемон пил в это время митхи-ласси
И слушал, как юноша на крыше дудит в эккалам.
Афанасий из Чапакура пошёл в Сари, оттуда – в Мазандаранскую землю.
Из Мазандаранской земли пошёл в Амолию и Рей.
Так он пришёл в Тарому, где домашний скот кормят финиками.
А потом дошёл он до пристани Ормузской.
Там жар такой, что человека сожжёт.
Тут провёл Афанасий первую Пасху.
А в день Радуницы поплыл Афанасий за Море Индийское.
А в это время Разноцветный Покемон и Шах Рукх Хан
Играли сутками на индийском биллиарде.
А в это время Разноцветный Покемон и Абхишек Баччан
Гоняли сутками на спортивных автомобилях.
Плыл-плыл Афанасий; и вот приплыл.
Смотрит – тут Индийская страна, люди ходят нагие,
А голова не покрыта и голые груди, все ходят брюхаты.
Волосы в одну косу заплетены, и дети у них родятся каждый год.
И мужчины, и женщины – все нагие да все чёрные.
А Разноцветный Покемон и Аджай Девган
В это время курили цветочный кальян.
Смотрит Афанасий: племена, имеющие жертвенную усладу,
Призывают светлое пламя.
Смотрит Афанасий, как семеро вдохновенных хранят птичий след.
Нагие мальчики и девочки поют Небу и Земле хвалебную песнь,
А у самих срам не прикрыт.
Смотрит Афанасий: бредут приносящие радость зори,
Как стадо коров.
Смотрит Афанасий: не останавливаются давильные камни,
Сома течёт и коршуны весело кружат и молнией пронзает ракшаса.
А Покемон Разноцветный нежится на Гоа – Park Hyatt Goa Resort and Spa.
Там дружелюбный и честный персонал, вкусная еда,
Наилучшее соотношение цены и качества.
Афанасий же видит неких мужей, что украсились, как зори, звёздами,
Они несгибаемые, непоколебимые, пьющие сому из выжимок.
Видит он семерых певцов неба, собирающих нектар, источаемый Луной.
А Покемон Разноцветный и Али Мохаммед Зафар на яхте плывут.
Яхта крейсерская, имеет комфортабельные каюты.
В каютах не затихает Death Metal.
Поют Arch Enemy про своего заклятого врага.
Звучит гроул Necrophagist.
Потом послышатся пугающе Behemoth и Children of Bodom.
И только вечером немного негромкого панк-рока для дам.
Афанасий же смотрит на Млечный Путь
И видит, как сома мчится бурным потоком.
Давно забыл Афанасий, как его звать.
Не для него делают вино из больших орехов и брагу из татны.
Не для него стоит Джунгар-град на каменной скале.
Совсем забыл Афанасий тверского Разноцветного Покемона.
Для него лишь льётся сома потоком.
Сома – пастух мирозданья – по небу идёт, всё озирая.
И кажется Афанасию, что он первый из пьющих сому.
Пусть Большая Медведица головою стоит на восток.
Пусть выезжает султан, а с ним двадцать визирей и триста слонов.
Пусть на султане кафтан весь яхонтами унизан.
Афанасий, пьющий медленно сому, превосходит миры.
Афанасия, пьющего сому, не растерзает орёл или гриф.
Сома как ветер неослабевающий и речное течение.
Сома из кубка хотара радует совокупность клеток организма.
И кажется Афанасию, что, выпив сомы, он изменит течение жизни.
И кажется Афанасию, что он сильнее слона,
У которого в хоботе железная цепь.
И кто перед ним махдум,
Что сидит на золотых носилках под шёлковым балдахином?
И кажется Афанасию, что тридцать триллионов клеток его тела
Сияют от сомы.
И все клетки окружены небесным межклеточным веществом.
Думает Афанасий, что в мышцы его сам Индра вошёл.
Думает Афанасий, что скелет его – это мандала,
На которую смотрит Сома-светило.
Чувствует Афанасий, что кожа его солярной природы.
Чувствует Афанасий, что его кровь чиста и светла.
Словно прошла через цедилку из овечьей шерсти.
Чувствует Афанасий, что печень его сияет,
Как великий боец, непобедимый в боях.
Чувствует Афанасий, что его сердце разрушает всякую ложь
И двигает правду вперёд.
Чувствует Афанасий, что селезёнка его
Удаляет болезни, побеждает неприятеля, убивает чудовищ.
Чувствует Афанасий, что его головной мозг
Держит во власти планеты и звёзды, растения,
жертвоприношения и жрецов.
Чувствует Афанасий, что его щитовидная железа
Принесена орлом с высочайшего неба.
Чувствует Афанасий, что обе почки – это дети земли и неба.
Знает Афанасий, что не осталось для него
Биологически значимых элементов, кроме сомы.
Чувствует Афанасий, что оба лёгких его
Всевозбуждающие, всезнающие, небесные и возлюбленные.
В грязных лохмотьях лежит Афанасий на берегу и умирает.
Больная тощая собака к нему подошла.
Но больше не видит он ничего и не слышит.
А Разноцветный тверской Покемон куда-то на боинге мчится.
Но, скорее всего, это снится Покемону тверскому.
Оказалось, и покемоны порой видят сны.

Опыт прочтения

О Главе № 104 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 172, 210, 354, 356, 357, 358, 416, 541, 550, 597.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

Данила Давыдов, поэт, прозаик, критик, кандидат филологических наук. 6 книг. Живет в Москве.
http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/davidov-d

ГЛАВА № 103

Если есть пережитки прошлого, то существуют и недожитки будущего. Получается, мы имеем дело то с недожидким, то с пережидким потоком времени.

* * *
как же это надоело
надоело вот совсем
я не знаю это дело
нету вроде вот проблем

у проблем такое свойство
возникают и живут
страшное у нас геройство
объявить что всё зер гут

непонятны мне усилья
всех насильников младых
непонятно и бессилье
их товарок дорогих

непонятно, непонятно
это пятна на душе
ну пускай уж тут вот пятна
чем раскинутся вообще

* * *
между делом между делом
я чего-то написал
а потом занятый телом
я пошёл и вдруг заснул

и потом во сне прелестном
липком нежном как ещё
я узрел что интересно
что такое там вообще

я ведь раньше и не думал
ведь оно само взялось
ну представим скажем дунул
и давай уж на авось

но вот нет. теперь пичалька
надо мучить и терзать
я умею лишь начальный
в детскую хочу кровать

но мне строго произносят
не ходи туда-сюда
и такое вот приносят
что мне стыдно, господа

у него на чашке, в блюдце
в голове и на венке
если только не смеются
значит это ананке

знаю, знаю, что ананке
знаю где лежит печать
знаю где все наши танки
и кому бы настучать

но не ведаю, отколе
добродушный господин
преподносит, горе, горе
равнодушный апельсин

* * *
когда мне нехорошо
я убиваю людей
когда мне совсем уж нехорошо
я вызываю детей

дети садятся вкруг
знают, что-то рассказываю
я их настоящий друг
но их тоже обязываю:

ваня, с тебя метр полотна
катя, с тебя пуговицы
валя, с тебя говна
собрать со всей нашей улицы

если вы хотите узнать
что происходит потом
то хрен вам, идите спать
вместе с оставшимся от работы говном

* * *
и страшно встать и нет за что уцепиться
холодна и быстра водица
не понимаю этого кайфа, хлам
мой нежный, любимый лежит по углам
и ждёт меня, ждёт,
видимо не дождётся
но кто-то и про это в ФБ жжот
а он то перевернётся
вверх тормашками, пока
не начистят ему бока,
то уж и тёпленькой водичечкою обольётся

* * *
разрезаем на кусочки
нечто что осталось вот от дочки
той
что была после запятой

и странно бы представить её вой, ведь язык
был вырезан с самого начала, Саныч привык
но вой, хоть его не было, всё равно стоит в голове
как же все хотят навредить родимой Москве

* * *
любимая я так тебе пишу
чтоб ты не знала что любимая
доверься скажем я карандашу
меня б немедля раскусила б

а так я вот пишу себе пишу
и это просто вот законы физики
но ведь доверься я карандашу
ведь всё равно решили б аналитики

мне так тепло, так душно и душевно
я смерти так хочу и жизни так хочу
любимая! пусть пафосен безмерно
но я тебя хочу

* * *
комбинатор прячет нож
ну и что ж
что ж, его не унечтож-
еш? не
в стране
стоят войска
тоска
нежность
радость
грусть
ну и пусть
такая тоска
до каждого волоска
может, через вьющийся волосок
попадёт в висок
а там уж и до мозга
довольно близко
жаль
что гораждно жёстче
посвистывает розга
и мозг не услышит
поскольку изрядно визга

Опыт прочтения

О Главе № 103 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 80, 176, 357, 416, 531.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».

ГЛАВА № 102

Опыт прочтения

О Главе № 102 написано во втором томе «Русская поэтическая речь-2016. Аналитика: тестирование вслепую»: 174, 197, 205, 210, 235, 352, 357, 416, 451, 531, 611, 642.
Отдельных отзывов нет.
Вы можете написать свою рецензию (мнение, рассуждения, впечатления и т.п.) по стихотворениям этой главы и отправить текст на urma@bk.ru с пометкой «Опыт прочтения».